И он, и Вера Павлова, нарисовавшая иллюстрации,  — оба, конечно, мечтали об альбоме для ребенка из «хорошей детской». Но если вы — человек начитанный и верный классике — сможете представить себе такую детскую, то вот с образом ребенка, возможно, будут проблемы. Где такого взять?
 Русская наивная живопись второй половины XIX века так трогательно сентиментальна и спокойна, как жизнь в том «чудном краю» из обломовского детства. Молодые крестьянки, в поразительно чистых сарафанах и до зависти уютных лаптях, ходят по аккуратным лесным тропинкам с большими лукошками, до краев наполненных большими белыми грибами. А в усадьбе тем временем юные барышни в нежно-розовых платьях разучивают вальс, или дети грают на полу с деревянными златогривыми лошадками. Вот такая идиллия — как ее видели тогда, не сейчас. Если попросить современного ребенка описать рай, вряд ли его место будет похоже на это. С другой стороны, вполне возможно, что послушный мальчик из того далекого времени именно так бы его и изобразил, как это сделали поэт и художник, — здесь и сейчас. Для читателя, маленького или большого, и стихи, и картинки будут как лимон-сахар-молоко-сливки — ну, все то, что обычно подают к кофе или чаю, когда приглашают на чашечку. Они будут как дополнение к нотам, радующее вкусовые рецепторы. А что? Раз появились на свет благодаря музыке Чайковского, то и существуют теперь как приобщение к ней: пожалуй, лишь на одну половину состоятельные, а на вторую — как девочка из альбома, которая держит за руку свою любимую куклу, не на миг не отпуская: «Ах, кукла, кукла! Никогда мы не расстаемся с тобой», Хотя, вообще-то, у каждой песенки своя история рождения. «Старинная французская» появилась, когда Виктор Лунин переводил Альфреда Теннисона «Свод легенд короля Артура»: «Я застрял на эпизоде, в котором говорилось о неразделенной любви прекрасной Элейны к отважному Ланселоту. И вдруг меня точно громом ударило — вот оно! Вот о чем эта музыка».

В отличие от современной Греции, в России книжная графика — вид изобразительного искусства, не только равнозначный другим, классическим, но зачастую и выше их.
Книжные иллюстрации живут своей «личной» жизнью, особой от произведения, которое вызвало их к жизни, иногда же и сама книга — уже просто не может мыслиться без них. «Все книги — это по существу справочники. Читаете ли вы Шекспира или Блока — это справочники по эпохе, по времени», — сын Дмитрия Бисти, Андрей, наверняка имел в виду не только сам текст, но и иллюстрации к нему.
Дмитрий Бисти ушел из жизни очень рано. Но линия жизни в искусстве великого грека Бисти не прервалась: ее продолжает Андрей Бисти — художник-полиграфист, график, скульптор, дизайнер.
Древнегреческие художники, как и их подражатели (в высоком смысле слова), художники Ренессанса, были универсалами, мастерами на все руки: Андрей Бисти одинаково блестяще владеет техникой офорта и инструментами, далекими от графических. Свершая таинства в своей «мастерской Гефеста», где из высекаемых из некогда ржавого и ненужного металла искр рождается ко второй жизни произведение искусства. «Неискусство прошлого становится искусством настоящего», как точно сказал о его творчестве один из критиков.
Мы побеседовали с Андреем и попросили его ответить на несколько вопросов, которые лишь частично могут пролить свет на его творчество, художественные принципы и саму биографию. Нет никаких сомнений в том, что творческая выставка Андрея Бисти в Греции стала бы настоящим культурным событием для страны: для соотечественников — поводом погордиться и прикоснуться к современному искусству родины, а для греков — откровением и встречей с искусством зарубежного эллинизма, которое следует пропагандировать и пристально и глубоко изучать.

— Андрей, в 1991 и 1995 годах Вы выставлялись на Родосе и в Афинах. Что это были за выставки?
— В 1991 году на Родосе состоялась выставка Д.С. Бисти, Н.Д. Бисти (моей сестры), Е.Черной (моей жены), А. Бисти и Янниса Махиридиса (архитектора, в то время губернатора Родоса). Об этой выставке с Махиридисом договорился наш кум Георгий Илиади, который живет в Афинах.
Но разговор происходил в 1990 году, когда отец был жив, и первоначально должна была быть его выставка. Ну а потом все переиграли.
В 1995 году, в муниципальном культурном центре Афин прошла наша с женой выставка (живопись, графика). Устроителями были Демосфенис Канарис и научное общество острова Андрос. Было здорово.
— А в 2007 году Вы приезжали в Афины вместе с выставкой или работы «приехали» одни? Что именно выставляли Вы?
— Галерея «Кино», с которой мы сотрудничаем, среди работ других художников выставляла мои скульптуры, а я сам не приезжал.
— Насколько мне известно, фамилия Бисти  происхождением с острова Андроса. Были ли Вы когда-нибудь сами на этом живописном острове Кикладского Архипелага? Кстати, там есть замечательный Музей современного искусства, где проходят выставки, которые не снились и Афинам: ведь это остров судовладельцев! Думали ли Вы когда-нибудь о выставке на родине ваших предков?
— Осенью 1992 года мы жили в доме наших друзей Демосфениса и Лукии Конарис на Андросе (деревня Апикя). В музее, конечно же, были. А вот про выставку на острове подумал, когда Вы меня об этом спросили.
— Бывал ли когда-нибудь в Греции ваш отец?
—Отец был в Греции только как турист, а про Андрос никогда даже не говорил, видимо, не знал. Нам про моих предков поведал Демосфенис Конарис, с которым нас познакомил Георгий Илиади, но это было уже после смерти отца.
— Когда Вы поступали в Полиграфический институт, Дмитрий Бисти иллюстрировал вергилиевскую «Энеиду», верно? Это были иллюстрации к тому из 200-томника Всемирной литературы? Кого иллюстрировал Ваш отец из греческих писателей? Наверное, вспоминая о тех годах, речь можно вести лишь о древнегреческих...
— Отец иллюстрировал «Энеиду» Вергилия для Библиотеки Всемирной Литературы (БВЛ), а последней его работой была «Энеида» И. Котляревского. Она пролежала 18 лет и только совсем недавно увидела свет в издании питерского издательства «Вита Нова». Также отец иллюстрировал Гомера («Илиада» и «Одиссея») и «Золотого осла» Апулея.
Я никогда не иллюстрировал греческую литературу. Я не отношу себя к чисто книжным художникам, а в последние годы скорее стал совсем не книжным. Про Грецию есть только графические работы, сделанные на острове Сирос, где я работал в группе приглашенных художников из России осенью 1988 года. Все они находятся в коллекции судоверфи острова Сирос.
— Читая биографии, Вашу и Вашего отца, я заметила, что вы оба учились в Полиграфическом институте у одних и тех же мастеров — у П.Г.Захарова и А.Д.Гончарова, причем с разницей в четверть века! Что изменилось за эти 25 лет — с 1947 года, когда в Полиграф поступил Ваш отец, и до 1971 года, когда туда поступили Вы?
— Мне трудно сказать что изменилось в процессе обучения, но ситуация в целом была, как мне кажется, таковой — в стране тоталитаризма книжное дело давало возможность художникам уйти с политизированного поля идеологии в сферы большей свободы. Поэтому в этой области искусства был достигнут такой высокий уровень профессионализма. Также не надо забывать, что издательское дело — это производство, а, следовательно, и заработки, что тоже привлекло достаточные силы.
— Знаете, Андрей, в Греции, как мне кажется, искусство книжной графики недооценено, если вообще можно говорить об искусстве книжной иллюстрации в современной Греции. В лучшем случае — это «дословное» (или «доиконное», как я бы сказала на русско-греческой языковой мешанине) следование тексту, в худшем — мазня, ничего общего не имеющая с книгой, к которой она «пристегнута». Это, конечно, связано и со стоимостью печати, но, в большей мере — с тем, что книжная графика не считается самостоятельным видом искусства, а неким приложением — причем, вовсе не обязательным, в основном, к детским книгам.
— Видимо, это подтверждает мою мысль о свободе творчества. В Греции художник — скорее «артист», а не «принтмейкер», поэтому книжные художники находились и находятся на вторых ролях, ну и... естественный отбор.
В мире сложились определенные представления в области оценки произведений искусства (с моей точки зрения, ложные). Мне говорил один человек из Франции, что самым востребованным и, соответственно, дорогим является «холст, масло», потом — «холст, акрилик», затем уже все, что на картоне и бумаге. Согласитесь, что это абсурд. Я думаю, что искусством является дело, доведенное до состояния искусства, а не материал, иначе все изготовленное художниками надо будет вывести из области духовного.
— Интересно, что в Греции книги для детей от 12 лет и старше НЕ ИЛЛЮСТРИРУЮТСЯ вовсе, так как считается, что читатели уже вышли из того возраста, чтобы баловаться картинками! (это я услышала собственными ушами от редактора крупного и уважаемого издательства, когда издавала свою детскую книгу, которая просто не могла обойтись без иллюстраций, в конечном счете, пусть даже коллажа!)
 — С этим я, конечно, не могу согласиться, потому что визуальное восприятие — часть (и значительная!) того, что мы называем «познание мира», а мир, предлагаемый (или навязываемый) художником всегда несет дополнительную информацию. И книга как предмет становится объектом искусства, а не просто носителем текста.
—Расскажите немного о ситуации с оформлением книг в сегодняшней России, об издательстве «Вита Нова», с которым Вы сотрудничаете, о вашей работе над «Процессом» Кафки.
— В сегодняшней России издается много всего, и хорошего, и плохого.
Запретов не существует. Есть только один фактор, подталкивающий или тормозящий развитие книжного дела — экономический. К сожалению, в 90-е сумасшедшие годы, когда в издательский бизнес влились новые силы предприимчивых людей, книжное искусство было превращено в промысел, дающий немалый доход, и началась борьба на этом поле. Книжный рынок наполнился изданиями, не имеющими отношения к понятию «искусство».
Художникам платили крайне мало, профессионалы подменялись дилетантами, качество никого не интересовало. Я много думал, как в этой ситуации мог бы существовать мой отец, если бы был жив. И пришел к выводу, что мир не увидел бы тех ксилографий, которые, несомненно, являются произведениями искусства, отличающими большого мастера. Попросту говоря, никто бы ему не заказал дорогостоящих гравюр на дереве. Как говорят китайцы — не дай Бог жить во времена перемен.
Сейчас ситуация несколько изменилась. Наряду с малозатратным чтивом появились книги с качественными печатью, иллюстрациями и оформлением. Конкуренция заставляет. Но издатели все же испытывают экономический прессинг и вынуждены выпускать книги, подгоняя их к придуманным сериям, так лучше покупают (такие книги красивее стоят на полках и не портят дизайн интерьера, правда, по выражению одной московской художницы, они похожи на маленькие гробики). Это, конечно, приводит к некоторым потерям в художественном смысле. С моей точки зрения, книга превратится в объект искусства только тогда, когда сохранит индивидуальные черты. Но это мои идеалистические представления, не имеющие отношения к реальности. Может быть поэтому я отошел от книги как от продукта коллективного творчества.
Издательство «Вита Нова» — частное издательство, владельцы которого — люди увлеченные и трепетно относящиеся к литературе. Для них книгоиздание превратилось в осуществленную мечту, а не только в бизнес, поэтому у них много проектов. Основная идея — это качественные книги, которые передаются от поколения к поколению, поэтому преобладают книги в кожаных переплетах и печатаются только в Финляндии.
Моя работа над «Процессом» Кафки началась так.
Я выбрал Кафку, потому что его литературная чернота очень подходила к моей черноте изобразительной. Вот и все. Я сделал несколько иллюстраций к притчам, и мне показалось, что глубина черного тона офортов (глубже не бывает, ведь печать «глубокая») очень подходит к этой литературе. В искусстве мне нравится тайна, покрытая мраком. Ну и потом принялся за «Процесс».
Книга должна была быть похожа на канцелярскую папку «Дело». Поэтому я склеил переплет, передающий своей скупостью атмосферу канцелярий и иллюстрации. Иллюстрации должны были представлять собой нечто похожее на вещи, в результате, на клетчатом фоне, исписанном и заляпанном чернилами, возникают разноформатные изображения.
Формат книги тоже должен был быть канцелярским — А4, как сейчас принято говорить, а раньше эта бумага называлась «писчей». Первоначальный вариант иллюстраций был сделан так: на бумаге, разлинованной в клетку, химическим карандашом я писал тексты из романа (но не для чтения, а для эмоционального фона), ставил кляксы и подтеки, а затем размачивал ее и впечатывал офорты. Этот вариант и воспроизведен в издании.
Иллюстрации пролежали в папке 14 лет, прежде чем издательство «Вита Нова» выпустило книгу. Правда в серии «Рукописи» и, соответственно, другого (меньшего) формата.
Иллюстрации я неоднократно показывал на выставках. Поступали разные предложения об издании, но все они не осуществились — причиной тому было тоже «время перемен».
На книжной ярмарке во Франкфурте издатели проявляли горячий интерес, но узнав, что художник из Москвы, отказались сотрудничать, потому что за 4 дня до этого у нас бомбили Белый Дом, и с Россией никто не хотел иметь никаких дел.
Через какое-то время я сделал формы для клетки и текстов, и был напечатан ручной тираж. После выхода книги я предложил издательству сделать папку большого формата и того же вида, что и переплет, и вложить в нее ручные оттиски. Так появились 40 папок только с иллюстрациями. Издательство продолжило эту практику, и у них уже существует некоторое количество таких папок с работами разных художников.
— Спасибо, Андрей. Но мы практически не успели поговорить о вашем дизайнерском искусстве, о жизни, которую Вы, точно второй Пигмалион, вдыхаете в неодушевленную материю...
—  Значит, наша беседа еще не закончена...