Публикации

Сто пятьдесят лет назад знаменитый ученый, лингвист, этнограф и писатель издал труд, который, вероятно, можно назвать своеобразным продолжением его же «Толкового словаря живого великорусского языка». Сборник, в который вошли не только пословицы, но и поговорки, прибаутки, загадки и прочие жемчужины, Даль собирал в течение десятилетий. «Вита Нова», как сообщил собравшимся генеральный директор Алексей Захаренков, готовила книгу 5 лет — то есть ровно половину своего существования. Как и многие другие издания, выходящие в «Вита Нове», это, выпущенное в количестве всего восьмисот экземпляров, продолжает давние традиции малотиражных нумерованных изданий. Что это означает? Для непосвященных издатель с гордостью рассказал: «Здесь впервые публикуется цикл из ста сорока шести иллюстраций, созданный для этого издания замечательной художницей из Старой Ладоги Татьяной Козьминой. К нумерованным экземплярам прилагается литографская сюита, состоящая из двенадцати листов — по временам года. И каждый сюжет помещен в специальную, авторской работы, папку — она индивидуальна, ни разу не повторяется, а ее декоративная крышка представляет собой аппликацию из ткани». Только что изданная книга, как скромно похвастался Захаренков, была уже показана в Эрмитаже, высоко оценена Михаилом Пиотровским и, очевидно, будет представлена к Государственной премии.
 Полтора века «Пословицам» Даля и десять лет «Вита Нове» — события, конечно… несопоставимые? Одинаково важные? Вряд ли стоит их сравнивать — гораздо разумнее отметить оба. Вот этим по большому счету и занимались гости вечера: и директор торгового дома Борис Есенькин, давший клятву, что это, как выяснилось, первое приглашение «Вита Новы» в «Библио-Глобус», — не станет последним, и президент Союза «Гильдия книжников» Валентин Овчинников — также пригласивший «Вита Нову» «в свои ряды», и главный редактор-директор «Молодой гвардии» и страстный коллекционер Андрей Петров, назвавший книги «Вита Новы» «великим чудом»: «Сейчас так часто на радио, или на телевидении, ведущие говорят что-нибудь вроде: «Эта книга/этот альбом должны стоять в библиотеке каждой семьи». Лично мне ужасно тоскливо слышать эти надоевшие фразы. Так вот, книги «Вита Новы» — не должны: они как перебор, как украшение, они не являются необходимостью, но они помогают, согревают своей красотой. Наш век — век информации. Книга не нужна для того, чтобы ее получить. Те, кому в первую очередь нужна информация, могут залезть во всемирную сеть. А книга… она гораздо больше информации. Это жизнь, душа, эмоции. Это другой век, запечатленный в тексте и в иллюстрациях, цельнокожаном переплете, на рельефных обложках, с росписью, тиснением золотом или инкрустациями, в подписанных художником гравюрах и литографиях».
 О возрождении культуры книги как искусства, культуры русской книги XIX века, века Серебряного и отдельных периодов советской школы, с ее богатыми традициями, — говорили приглашенные издательством художники-иллюстраторы: Сергей Алимов, нарисовавший для «Вита Новы» «Историю одного города», и Михаил Шемякин, чье сотрудничество с издательством пока исчисляется тремя изданиями, однако вскоре пополнится и четвертым: о Владимире Высоцком.

Сергей Фирсов: Я давно занимался проблемами маргинализации сознания в 20-м веке,  эта тема выросла из нескольких статей, докладов, которые были посвящены разного рода  специфическим героям, например, Григорию Ефимовичу Распутину или  новым святым — не канонизированным, разумеется: например, Игорю Талькову. Все бы было смешно,   если бы не было  грустно. В чем смысл такого рода  почитания? Принцип  очевиден — это государственные  святые. Почитатели  Ивана Грозного и почитатели  Иосифа Сталина, как ни парадоксально это прозвучит, и почитатели Николая Второго, как  царя соискупителя,  и почитатели Григория Ефимовича Распутина,  как невинно  оклеветанного старца, великого праведника, преимущественное внимание обращали не на их жизнь, но на то, что это были  люди, боровшиеся за правильное государство, мы можем их  назвать  державническими святыми. Не случайно маргиналы требуют  по-другому прославлять  Николая Второго. Он канонизирован как царь-стастотерпец и мученик,  маргиналы же предлагают его считать  царем-соискупителем, приравнивая к подвигу  Христа его религиозный подвиг, подвиг человека, искупившего грехи русского народа. Здесь, конечно, много вопросов.  Когда  все это начинает формироваться, на фоне чего? И вот здесь, естественно,  вставал вопрос о коммунистической религии, вере в коммунизм  советского  извода. Ведь  коммунистическая форма у нас, по существу, была квазирелигиозной. К концу советской эпохи религия выродилась, ты мог  верить, мог не верить, это было личное  дело, но ты должен был курить фимиам государству,  как пионеры, которые должны были в ответ  на заявление   «Будете готовы!» отвечать: «Всегда готовы!».   Готовы они, не готовы, верят они в светлое будущее, не верят — это мало  кого  касалось, надо было декларировать. Вот такая забавная, похожая на римскую, религиозность, в основе которой  лежала государственная составляющая. И когда советское государство  стало  очевидно клониться к кризису, естественно, возник вопрос: кто виноват и что делать? И в определенных  кругах почитателей православных неканонизированных  праведников возникали идеи пересмотра  их жизни и деяний. Не  случайно некие катакомбники еще в феврале 1991 года канонизировали   Григория Ефимовича Распутина как святого старца. Заметьте — Советский Союз еще существует. Это  сегодня крики о Распутине-праведнике приобрели удивительный  масштаб, появилось много монографий, такое  специфическое псевдонаучное обоснование его праведности.  Я  не  хочу говорить о Григории Ефимовиче гадости, на мой взгляд,  многое из того, что про него говорилось, было  преувеличено, но он был обыкновенный человек. Кстати, на это обращала внимание еще  Зинаида Николаевна Гиппиус, говорившая о «дюжинности сибирского  странника». Но время было специфическое, и он из личности стал символом. По  большому счету, охаивая Распутина, охаивали символ.

Татьяна Вольтская: То есть  вы усматриваете в создании этих «новых святых» сознательный умысел?  Вот  некий батюшка вывешивает в своем храме икону  Сталина.

Сергей Фирсов: Да. Икону Блаженной Матроны,  на которой изображен  великий вождь в серой солдатской шинели и кепке.

Татьяна Вольтская: А перед разговором с вами я прочла о некоей старице Фотинии, правда,  она  была бывшая зав. овощебазой и сидела в тюрьме, как выяснилось,  и вот эта старица развела почитание Путина, считая его  реинкарнацией императора Павла. То есть у нее смесь метемпсихоза с якобы христианством.  Я, когда слышу такие вещи, грешным делом думаю: ну, больные люди, что  уж о них особенно говорить? Но   вы, видимо, посчитали иначе.

Сергей Фирсов: Последний приведенный вами пример мы пока обсуждать не будем, все должно развиваться;  в конце концов,   абсурд поедаем  только самим собой, и не будем  ему в этом мешать. По поводу реинкарнации — это замечательно, учитывая, что эта матушка называет себя  православной. Отношение к Павлу в определенных кругах  весьма уважительное, его действительно некоторые почитают как святого. Кстати, я в книге    икону поместил, на иконе изображен он и его славный  предок Петр  Великий. Написано: «Святые великомученики  Петр и Павел». С  нимбами. Есть группа почитателей монархов вообще. То есть монарх уже  изначально святой. Святые не только Павел и не только Петр, но и Елизавета Петровна, и Екатерина Великая.  Вот  я  не  знаю, входит ли в этот список замечательных монархов  действительно  невинный Иоанн  Шестой,  Иоанн Антонович, который только за то, что он был царем, пострадал. Но  мне кажется, что если уж канонизировать, то  его  — безусловного мученика, который в силу обстоятельств не мог грешить, ничего не делал, потому что с младенчества находился в заключении и был убит.  Но он не был помазанником в прямом смысле этого слова, был свергнут. Почитание самодержцев есть почитание  государства —  классическая языческая вариация. Я не собираюсь  никого критиковать, мне было интересно диагностировать болезнь,  а не выдумывать   лекарства, да и вряд ли таковые найдутся. В  какой-то степени это норма, но норма патологии.  Дальше мы можем смотреть, как и что в этой патологии  развивается и находить внутреннюю логику.

Татьяна Вольтская: Вообще книга замечательно издана издательством «Вита Нова»,    тут потрясающие иллюстрации. Икона Гитлера с нимбом святого — это, конечно,  поразительно.

Сергей Фирсов: Есть небольшая группировка, ее сторонники называют до трех  миллионов человек, но я думаю, если человек тридцать найдется  — это будет  максимум. Группировка называющаяся «Истинно православные христиане» во главе с так называемым архиепископом Готтским,  Амвросием, он называет себя фон Сиверсом, но  его фамилия Смирнов.  Я  поэтому позволяю себе некое неправильное хулиганство,  говорю:  «в девичестве —  Смирнов». Так вот именно эти герои канонизировали  и генерала Краснова, и Адольфа  Гитлера. Я должен сказать, что  здесь не все так абсурдно.

Татьяна Вольтская:  Имеется в виду, наверное, что Гитлер шел освобождать   Россию от неправедной и дьявольской большевистской власти?

Сергей Фирсов: Конечно. Вообще первые слова о том, что это Божья рука, библейский царь Кир   нового времени, звучали еще в 30-е годы  от некоторых  представителей Русской Православной Церкви за границей.  И  господин Амвросий довел  их рассуждения, естественным образом прекратившиеся после 1945 года, до  логического конца.   Здесь, безусловно, акцент делался на Гитлере как освободителе  от зла в виде большевизма, и  все было замешано на классической юдофобии. Может, даже  корректно говорить о том, что некоторые не в меру активные почитатели Иосифа Виссарионовича Сталина (не все,  но некоторые) считают, что и Сталин пострадал от злокозненных  евреев, был ими  убит. У меня даже помещена икона Иосифа Виссарионовича Сталина,  на которой есть два  забавных клейма. На одном  — Святой Иосиф у Блаженной Матроны московской спрашивает совета, а на другой —  «мученическая кончина Святого Иосифа». На ней изображен Лазарь Моисеевич Каганович в спецодежде, который   держит ноги великого вождя, прикрытого чем-то,  напоминающим красное знамя, а его сестра душит подушкой Иосифа Виссарионовича Сталина. Вот вам и мученик. Комментировать здесь нечего,  учитывая, что родной сестры у товарища  Кагановича не было, но это к  делу  не относится.

Татьяна Вольтская:   А внизу — православные купола,  храмы.

Сергей Фирсов: Естественно. Дело в том, что  году в 93-м вышло «Сказание о житии блаженной старицы Матроны», выпустило ее,  по-моему, военное министерство большим тиражом,  там содержались какие-то  глупые слухи и сплетни (в том числе о том, что товарищ Сталин бывал у Матроны),  и  предсказание о будущей кончине (сама Матрона скончалась в  1952 году) Иосифа  Виссарионовича.   Вот там и звучала фамилия Кагановича, который  «удушит» товарища Сталина. Народ творчески подошел к легенде,  и хотя в «Житии»  данные сюжеты отсутствуют,  они благополучно  нашли  отражение в воспаленном мозгу художников,   нарисовавших  нечто, называемое «иконой». Сталин —  в маршальском мундире, в белом кителе, в правой руке держит  крест. В этом контексте мы можем вспомнить и замечательное выражение   господина Проханова: «Победа —  религия,  Сталин — святой».  Все  это не удивительно.  Абсурд ведь смыкается в своих крайних точках и, как ни странно,  ненавидящие  друг друга почитатели Гитлера и Сталина  сходятся в этой самой маргинальной точке, это закономерно.  Если считать, что маргинализация сознания  — процесс, во многом  спровоцированный  гибелью советской империи,  то  его крайности  нас не будут слишком поражать. В  конце концов, разочаровывается очаровывающийся.  Очаровываться  здесь нечему. Лекарство и противоядие найдется само, когда человек начнет адекватно оценивать  все это.

Татьяна Вольтская:   Вот маршалы Жуков и Рокоссовский на Красной площади в 1945  году,   они тоже очень смахивают на канонический образ Георгия Победоносца.

Сергей Фирсов:  Некоторые почитатели святости Иосифа Виссарионовича  говорят о  святости Георгия Константиновича. Есть еще  более комичные примеры.  Например, почитание Василия Ивановича Чапаева, о котором большинство  постсоветских граждан знает  не столько из фильма братьев Васильевых, сколько из анекдотов — про него, про Петьку, про Фурманова и про  Анку-пулеметчицу. Появляются апокрифические сказания о том, насколько это был  «праведный большевик» (очень  любопытное выражение!), который боролся за справедливость, выступал за  народ и до революции, и после. Создается  нечто,  напоминающее «Житие», с рассказом о том, как родился он маленьким, недоношенным, семимесячным, таким, что  помещался в рукавичку. Я, конечно, не гинеколог, но думаю, что в  рукавичку помещаться  он  при всем желании не мог. Отец вырезал кружку, по этой легенде,  в который он купался, принимал ванну. Дальше — больше. Когда он подрос,  он строил храмы. Для дураков в легенде говорится: «Ведь и Христос  был  из семьи плотника». Но однажды он упал с колокольни,  но ничего не сломал,  не   разбился никак. После этого стали его звать Ермаком  Тимофеевичем, а он не обижался. Почему Ермаком, я так и не понял. Если следовать легенде, то  оба утопли в Сибири. И  все бы  было весело, но рассказ этот я прочитал в православном журнале, выходившем  по  благословению святейшего Патриарха Алексия. И вот  это меня несколько озадачило. Когда православный журнал публикует материалы под интригующим названием  «О чем молился Чапаев?»,  вопросов появляется больше, чем ответов.  Чапаев — это герой, который боролся за государство. Вот некоторые почитатели такого рода деятелей  глубоко и нежно относятся к Зое Космодемьянской, безусловному герою, но на Зою они также смотрят  через  призму совершенного ради государства подвига. Некие  люди в интернете даже объявили конкурс   (до 10 тысяч долларов приз) за создание лучшей иконы Зои. Хотя ее судьба весьма непроста, если посмотреть историю ее семьи. Ведь ее дед —  священнослужитель, умученный большевиками.

Татьяна Вольтская: Святой мученик.

Сергей Фирсов: Да.  По-моему, его утопили. Сама фамилия  Космодемьянская  — поповская, это тоже очень показательно. Это трагическая в какой-то  степени ухмылка истории, когда  героя войны пытаются присоединить к новым псевдорелигиозным  построениям.  В  этой связи характерно почитание уже упоминавшегося мною Игоря  Талькова, которого называют «страстотерпцем»  и «мучеником», помещая среди  прочего акафист «славному сыну земли российской» Игорю Талькову и посмертную его песню.  Задумайтесь — посмертная песня Игоря Талькова!  Там есть  замечательные слова:

«Игорь, вставай! —  раздалось  над могилою, —
Ты ведь хотел  воскресать.
Пулей  убитое чадо любимое,
Полно тебе здесь лежать».

Это он, получается, сам с собой говорит?  Это  даже не раздвоение, а «растроение», причем, скорее всего, не у самого  Игоря   Талькова, а у тех его адептов, которые хотят в нем видеть некий символ. Опять же, он — патриот и государственник. Я думаю, что через призму вот этого самого в чем-то извращенного державничества следует смотреть  на такого рода культы. И  дело не в историчности конкретных  людей, не в действительной их жизни. Еще один момент, на который я хотел обратить внимание, связан с конструированием сказки. Я позволил вставить во второй части главу, которая называется «Легенда  о царском брате». Великий князь Михаил  Александрович как соловецкий патриарх Серафим. Эта  легенда обязана своим  появлением такой структуре как Церковь  Божьей Матери  Державной Иоанна (Береславского),  но это не сразу произошло. Соловецкий патриарх Михаил  Поздеев  — давний их герой, но только в  начале 2000-х они его скрестили странным образом  с  Великим князем Михаилом, младшим братом  последнего русского Государя, сказав, что он пережил расстрел, после  чего был тайно хиротонисан патриархом Тихоном  во епископа, а дальше он  благополучным образом служил, сидел много  лет, в том числе и на Соловках, и умер в Бузулуке  в 1971 году. Правда с абсурдом соединены неразрывно.  Действительно, был такой герой, который назывался архиепископом Серафимом Поздеевым.  Действительно, этот персонаж  сидел на Соловках. Это был  классический самозванец,  это чистой воды остапбендеровщина. Сказки создаются и ныне, сказки в какой-то степени  необходимы определенному кругу людей, они  дают им смысл и цель существования. В  этих  сказках они получают удовлетворение, радость   бытия и, может, это не так плохо, хотя не знаю.  Здесь  важно понять принцип. Эти святые, в основе своей  — святые державники.

Татьяна Вольтская: Каким же образом  возникла икона Горбачева, которая у вас тоже приводится в книге, ведь Горбачев как раз  державу-то развалил?

Сергей Фирсов: Это парадокс. Так получилось, что мои коллеги нашли такую странную икону, объяснение которой  давать сейчас сложно, но я посчитал важным и интересным поместить ее. Михаил Сергеевич Горбачев в данном случае  рассматривается как жертва, последний герой. На   этой иконе слова:  «И восстанет в то время Михаил, князь  великий, стоящий за сынов народа своего. Вера без дела — мертва». Я ничего не понимаю. 

Горбачев, все-таки —   последний патриарх коммунистической церкви, который предал это дело. Для одних — это великая заслуга, для других — подлое предательство. Но  в  какой-то степени   гибель этой лжерелигиозной системы  была предопределена  целым рядом обстоятельств, иначе, наверное, и быть   не могло. Вопрос  о сроках — отдельный, но то, что все эти игры так или иначе   требовалось разрушить, для меня безусловно.

В витринах выставочного зала Иоанновского равелина можно увидеть небольшую модель игольчатого экрана, которую во время своего выступления с энтузиазмом демонстрирует племянница художника Елена Федотова, прикладывая к конструкции ладонь. Выдвинутые на разную длину иглы делают изображение объемным, напоминающим компьютерные 3D модели, а перемещение источника света дает возможность кроме черного и белого создать множество оттенков серого цвета. Такой маленький «скульптор реальности» на выставке может попробовать каждый, но не ждите, что получится с его помощью «нарисовать» целый шедевр, — экраны, которые использовал Алексеев, были намного больше. Самый первый состоял из 50 тысяч игл, а потом их количество увеличилось до миллиона.

В одиночестве работать над фильмом в такой технике очень сложно, каждый кадр нужно выстраивать отдельно. «Конечно, Алексеев занимался и другими проектами, чтобы зарабатывать на жизнь. Но в отличие от Диснея ему удалось ввести анимацию в контекст культуры. Можно сказать, что он явился в этом деле пионером, — говорит Елена Федотова. — Посмотрите, каждый стоп-кадр — это законченная гравюра». Хочется продолжить: а каждая серия иллюстраций — это законченный фильм. К роману «Доктор Живаго» Алексеев создал 220 иллюстраций. Получив от художника экземпляр книги, Пастернак долго не мог прийти в себя — так потрясли его рисунки, так точно они отразили идею романа.

Алексеев очень любил русскую литературу и сделал потрясающие изображения к текстам Достоевского, Пушкина, Гоголя. Всю жизнь он, известный во Франции художник, эмигрант первой волны, мечтал, чтобы его работы стали популярны и на родине. Но мечта мастера при жизни так и не осуществилась.

Коллекционер Марк Башмаков, чье собрание работ художника представлено на выставке, вспоминает свое судьбоносное путешествие во Францию. В руках у него книга, на обложке которой иллюстрация Алексеева. Именно с этого сборника о французских художниках, обнаруженного на одном из книжных прилавков Парижа, началось увлечение его творчеством. «Тогда, просматривая книги, я был просто поражен, — вспоминает Марк Башмаков. — Я увидел много имен русских художников-эмигрантов, которые были знамениты во Франции. Но в России о них тогда не знал никто».

Действительно, долгое время книги с иллюстрациями Алексеева выходили за рубежом. Только в 2005 году издательство «Вита Нова» рискнуло познакомить российских читателей с графикой художника. На выставке представлены три их книги. «Это издания больше для любителей живописи. Для тех, кто воспринимает книгу как произведение искусства. Картинки, текст, макет, шрифт — все должно быть гармонично, — рассказывает пиар-директор издательства Наталья Дельгядо. — Наши читатели уже либо знали Алексеева, либо были рады познакомиться с его работами. Поэтому тираж был распродан быстро. Осталось еще какое-то количество «Анны Карениной». Кстати, это произведение вообще никогда раньше не издавалось с иллюстрациями Алексеева».

Без Алексеева, возможно, никогда не появилась бы компьютерная и растровая графика. Его другая разработка под сложным названием «тотализация иллюзорных твердых тел» задолго до изобретения первых компьютеров расширила возможности киносъемки. С помощью этой технологии было снято около 20 рекламных роликов. Несмотря на то что даже на обычном плазменном экране можно насладиться игрой света и тени, режиссер Олег Ковалов отмечает, что все фильмы Алексеева лучше смотреть на пленке. Только тогда графика покажется живой и словно окутает зрителей своим волшебным туманом.

Знатокам литературы не составило труда догадаться, что речь идет о «Песнях Билитис» французского писателя конца XIX века, известного в нашем отечестве как Пьер Луис (Pierre Louys — французы, разумеется, последнее «с» не произносят, и поэтому им нелегко понять, о ком мы ведем речь). Кстати, в последние годы на русском языке вышло несколько его повестей достаточно фривольного содержания (этим Луис в свое время и прославился); не все знают, что одна из них стала основой нескольких киносценариев, в том числе и прославленного фильма Луиса Бунюэля «Смутный объект желания».

Можно сказать, что «Песни Билитис» наконец-то приобрели достойный внешний облик: петербургская «Вита Нова» выпустила книгу с оригинальными иллюстрациями Жоржа Барбье, стильными и пряными, как весь ар-деко: французский мастер украсил ими издание 1928 года, вышедшее тогда коллекционным тиражом 250 экземпляров. Впрочем, 900 для сегодняшней читающей и не бедной России — тоже не много: ведь у издательства уже сложился свой круг покупателей, собирающих выпускаемые им арт-объекты (иначе большинство книг «Вита Новы» просто не назовешь!).

Полсотни больших — в лист — иллюстраций плюс виньетки в античном стиле на каждой странице — достойное обрамление для полутора сотен стихотворений, переведенных Юлией Покровской. Об этом переводе надо сказать отдельно.

Впервые он появился лет десять назад на страницах «Нового литературного обозрения» — разумеется, не целиком. Переводчица рискнула переложить «Песни...» стихами — у Луиса это изящные прозаические миниатюры, и поэтому вместе их нередко называют романом. Покровская пошла другим путем, хорошо известным русской переводческой школе начиная еще с «Песен Оссиана»: раз произведения настолько поэтичны, надо дать им в переводе стихотворную форму.

Так получилось, что переводчице пришлось соревноваться с блестящим мастером стиха и превосходным знатоком античности Александром Кондратьевым, знаменитым своими стихами и рассказами на античные и славяноязыческие темы, одним из последних русских символистов, начинавшим рядом с Брюсовым и «дотянувшим» почти до конца прошлого века. Его перевод, изрядно сдобренный метрическими вкраплениями, можно считать идеальным — а вот поди ж ты: через десять лет появилось еще два, потом еще два…

Дело в том, что главная тема песен — любовь, причем самая разнообразная, и к мужчинам и к подружкам: недаром ведь Луис, придумав свою Билитис, сделал ее подругой Сафо. Кстати, именно в таком качестве эта выдуманная в самом конце XIX века поэтесса попала даже в одну солидную французскую энциклопедию.

Молодой поэт — а ему в пору написания «Песен...» было 25 лет — серьезно продумал свою мистификацию: гробницу Билитис, по его версии, нашли немецкие археологи, репутация которых в то время была безупречной; но потом могила поэта вновь скрылась под завалом, и глиняных табличек со стихами, украшающими ее, больше уже никто не видел… (совсем как наше «Слово о полку Игореве»!).

Луис придумал и имя немецкому археологу, якобы опубликовавшему стихи Билитис, — М.-Г. Хаим, полагая, что читатели без труда разгадают, что фамилия вместе со вторым инициалом читается как немецкое «geheim» — тайный, секретный, загадочный. Не тут-то было: переводчики поверили в мистификацию, и хотя сам Луис почти сразу ее разоблачил, М., Г. и даже Ж. Хаимы/Гаимы/Геймы разбрелись по обложкам разноязычных переводов. Кстати, все трое Хаимов существуют и на русском языке: например, Григорий Борский (псевдоним Григория Борисовича Забежинского; его перевод, после берлинского издания 1922 года, был переиздан в 1983 году в США) указывает именно этого мистического ученого первым среди авторов «Песен...» («по М. Гейму, Пьеру Луису и Рихарду Демелю»). То есть, получается, немецкий археолог нашел и опубликовал, а уж Луис и известный немецкий поэт Р. Демель перевели каждый на свой язык.

Нельзя не отдать Луису должного: он прекрасно замаскировался. В библиографии, следующей за песнями, первой значится несуществующая публикация упомянутого археолога (по всей видимости, на языке оригинала — древнегреческом), затем идут переводы — самого Луиса и еще трех реально существовавших и писавших в то время о любви, в том числе и в античном духе, литераторов: хорошо известного Рихарда Демеля и менее знаменитых шведского поэта Густава Уддгрена, французской писательницы Жан Бертеруа и австрийского театрального критика Пауля Гольдмана. К ним (и для расширения географии) мистификатор добавил еще и польского переводчика, взяв, очевидно, из газет типично славянское, как ему представлялось, имя — Александр Баковский (оно, правда, принадлежало не поэту, а политическому деятелю).

А замыкают список Луиса известнейший немецкий археолог своего времени Ульрих фон Вилламовиц-Мелендорф, действительно написавший о «Песнях Билитис» статью (но на самом деле разоблачающий в ней эту подделку), и великий Клод Дебюсси, вскоре написавший на стихи Луиса два вокальных цикла. Так что в общем и целом получился убедительнейший список. И главное — не целиком поддельный: именно так и надо делать мистификации, как известно!

В последние десятилетия — отчасти в связи с возобновившимся интересом к однополой любви — образ Билитис вновь стал актуальным: достаточно назвать одноименный фильм французского режиссера Дэвида Гамильтона (не рекомендованный, естественно, детям и подросткам моложе 16 лет), прекрасную музыку Марка Айера к нему, которую играют оркестры Ф. Лея, Э. Вентуры, Ф. Папетти, Г. Замфир, вокальный дуэт «Дуо Билитис»…

Запестрело имя вымышленной греческой поэтессы-прелестницы и в Интернете: тут на первом месте перевод Н. Чернышевой. Более известная как переводчица французских детективов, она невзначай «открыла» в начале 1990-х мистификацию Луиса; как правило, эти переводы снабжены иллюстрациями фривольного содержания.

Есть в Сети и другие переводы и переложения, но самое интересное здесь — новая мистификация томской поэтессы Н. Кудрявцевой, обнаружившей в библиотеке местного университета… несколько неизвестных доселе стихотворений Билитис! Причем описание этого открытия очень напоминает комментарии Луиса:

«Среди рукописей Строгановского фонда Научной библиотеки Томского государственного университета оказалась тоненькая тетрадка с греческими стихами, написанными в эолийской манере, так называемой сапфической строфой. Эта тетрадка была показана Григорию Митрофановичу Шатрову. Пленившись хрустальной непосредственностью миниатюр, Григорий Митрофанович не поленился сделать подстрочник — для себя, ибо определить автора по особенностям стиля не удалось.

Так бы и осталась эта загадка без разгадки, если бы вскоре мне не понадобилось обратиться к Григорию Митрофановичу с просьбой сделать подстрочник греческих эпиграфов, использованных Пьером Луисом. Всегда и всем готовый помочь, Григорий Митрофанович охотно откликнулся на эту просьбу. И сразу же вспомнил, что имя Мназидики упоминается в таинственных греческих виршах. Проверка показала, что и заголовки стихов, и их содержание соответствуют „белым пятнам” книги Пьера Луиса и однозначно вписываются в общую канву повествования. Так утерянные в Париже двенадцать песен Билитис были обретены в Сибири. Мне оставалось только стилистически обработать подстрочник Шатрова»[3].

Одна мистификация рождает другую, и так без конца. Как результат, многие интернет-читатели искренне верят (речь не о самих мистификаторах, разумеется), что Билитис действительно существовала, что Гейм нашел ее таблички, Луис их перевел… и что первый перевод «Песен...» на русский принадлежит Чернышевой!

Но вернемся к переводу Юлии Покровской: талант и чувство такта позволили ей, изменив форму песен, не просто остаться в рамках приличий, но и создать настоящие русские стихи, которые тем не менее прекрасно сочетаются с французскими иллюстрациями. Читая их, забываешь детективную историю мистификации Луиса и ее фривольные любительские интерпретации — просто наслаждаешься стихами:

Все стало влажным от дождя вокруг,

от мелкого, бесшумного дождя.

Он и сейчас идет еще немного,

но дома усидеть я не могу

и выхожу, держась к деревьям ближе,

босая, чтоб сандалии не пачкать.

Весенний дождь! Что может быть прекрасней?

Отяжелели ветки от цветов

и листьев мокрых. Запахи и краски

пьянят и кружат голову. И ярко

блестят на солнце гладкие стволы.

Но что это? На вымокшей земле

опавшие цветы кругом пестреют.

О, пожалейте их, не убирайте,

не втаптывайте в землю. Пусть лежат.

Оставьте их для пчел трудолюбивых.

Большие скарабеи и улитки

пересекают медленно дорогу,

все лужицы неспешно огибая.

Мне страшно наступить на них случайно

и золотую ящерку спугнуть,

которая на камне задремала.

Напоследок откроем набоковский «Подвиг»: «Когда он сказал, что Константинополь вовсе не аметистовый, Алла возразила, что он лишен поэтического воображения, и, по приезде в Афины, подарила ему „Песни Билитис”, дешевое издание, иллюстрированное фигурами голых подростков, и читала ему вслух, выразительно произнося французские слова, под вечер, на Акрополе, на самом, так сказать, подходящем месте. В ее разговоре Мартыну главным образом нравилась влажная манера произносить букву „р”, словно была не одна буква, а целая галерея, да еще с отражением в воде. И вместо всяких французских Билитис, петербургских белых, гитарных ночей, грешных сонетов в пять дактилических строф, он ухитрился найти в этой даме с трудно усваиваемым именем совсем другое, совсем другое…»

П ь е р  Л у и с. Песни Билитис. Перевод с французского Ю. Покровской. СПб., «Вита Нова», 2010, 280 стр. («Фамильная библиотека. Будуар»).

Вероятно, не будет преувеличением сказать, что большинство из тех, кто решился обременить себя и семейный бюджет библиофильством, — что бы они ни собирали, — желали иметь в составе своих личных библиотек раздел, состоящий просто из лучших, любимейших книг в хороших, по-настоящему хороших
изданиях. Наверное, критерии, по которым в этот раздел попали бы те или иные издания, у каждого свои. Но вряд ли кто-то будет спорить, что в советское время, особенно в последние его десятилетия, в «самой читающей стране» многое из того, что составляет понятие культуры книгоиздания, было серьезно забыто. Хлынувший в открытые шлюзы свободы поток книг, в том числе тех, чтение которых могло показаться ранее чем-то нереальным, принес с собой и совсем иную систему отношений между производителем и покупателем. И в этой новой системе,
как оказалось, хорошей книге трудно остаться на плаву в океане глянца и гламура. Тем радостнее осознавать, что хорошая книга все же не умерла, тем приятнее встреча с ней.

Первая же книга издательства — «Мастер и Маргарита» М.А. Булгакова с иллюстрациями Геннадия Калиновского — оказалась столь удачной, что не только собрала множество профессиональных призов, включая диплом АСКИ «Лучшая
книга года» и гран-при конкурса «Золотая книга России», но и выдержала три издания.

Стилистика нескольких следующих книг недвусмысленно отсылала к знаменитой «брокгаузовской двадцатке», причем не только в конкретных и прямых дизайнерских цитатах в оформлении однотипных кожаных переплетов. Сам выбор авторов и произведений, количество и качество иллюстраций, уровень комментариев явно намекали на некоторое возрождение «Библиотеки великих писателей». Со временем эти и вышедшие позднее в том же дизайне книги образовали первую из издаваемых «Вита Нова» серий — «Парадный зал». Не вызывает удивления, что серия эта
объединяет таких авторов как Гомер и Данте, Петрарка и Мильтон, Гете и Шекспир, Сервантес и Рабле, Пушкин и Гоголь, Толстой и Достоевский(1)...

Из выпускаемых издательством серий большинство — на cегодняшний день шесть — объединены общей рубрикой «Фамильная библиотека». Думается,
это название очень точно передает, возможно, основную миссию «Вита Нова»  —издание книг, содержание и полиграфическое качество которых может гарантировать востребованность у нескольких поколений и сохранность на долгие годы вперед. Как это важно для страны и города, где за последнее столетие
многие тысячи фамильных библиотек разорялись, горели в огне нескольких войн, мерзли в блокадную стужу, разворовывались, гнили по подвалам распределителей или, в лучшем случае, просто «таяли» — уходили к букинистам, выручая своих хозяев в трудную минуту!

Если серия «Парадный зал» объединяет книги, которые остаются спутниками на всю жизнь, то в серии «Читальный зал», в основном, представлены те произведения, которыми обычно зачитываются в отрочестве и юности: Дюма и Гюго, Дефо и Свифт, Эдгар По и Киплинг, Фенимор Купер и Вальтер Скотт... Серия также выходит в великолепных переплетах из натуральной кожи с богатым тиснением разноцветными фольгами.
Ни в чем в этом смысле не уступает и запущенная в 2006 г. серия «Волшебный зал», представленная томами сказок Андерсена, Братьев Гримм, Гауфа, Гофмана, Льюиса Кэрролла, Пушкина... Посвященная эпическим произведениям серия «Героический зал» представлена на сегодня такими томами, как «Былины», «Калевала» и «Витязь в тигровой шкуре» Ш. Руставели.

Все серии объединяет строгая текстология, высокий научный уровень комментариев и, конечно же, иллюстрации, замечательно подобранные или специально заказанные лучшим художникам. В серии «Парадный зал» закономерно первенствует Гюстав Доре. Отдельно стоит подчеркнуть, что классические гравюры мастера к «Божественной комедии» Данте, «Дон Кихоту» Сервантеса, «Гаргантюа и Пантагрюэлю» Рабле, «Неистовому Роланду Ариосто, «Басням» Лафонтена не только изумительно воспроизведены, но и представлены (в нескольких случаях — впервые в России) полными сюитами иллюстраций.
Наверное, многие, подобно автору этих строк, в детстве грезили похождениями мушкетеров и забывали все на свете, погружаясь в романы Александра Дюма. В негласном рейтинге почитателей «Трех мушкетеров» всегда побеждали издания с
иллюстрациями Мориса Лелуара. Особенно везло тем счастливцам, которые могли похвастаться томиками издательства «Асаdemia». В двухтомном издании «Вита Нова» впервые в России воспроизведен полный цикл из 250-ти иллюстраций выдающегося французского мастера книжной графики. Стиль художника вообще очень подходит для серии «Читальный зал». Поэтому неудивительно, что с иллюстрациями М. Лелуара уже изданы «Графиня де Монсоро» того же Дюма, «Манон Леско» аббата Прево, «Сентиментальное путешествие» Стерна, «Жизнь»
Мопассана. И готовятся к печати еще несколько изданий.

С 2007 г. набирает обороты серия «Будуар». Ее изящные тома, одетые в составные переплеты с кожаным корешком, содержат классику эротической литературы от античных шедевров Лонга и Овидия до «Галантных песен» Беранже; от изящной
иронии Анри де Ренье до откровенной эротики Маркиза де Сада; от острой сатиры Вольтера и Пьетро Аретино до утонченной интимной лирики Поля Верлена и Пьера Луиса. Несомненно, деликатная тематика серии требует особого вкуса в подходе к
выбору иллюстраций, с чем, по счастью, «Вита Нова» прекрасно справляется. Особо хотелось бы отметить привлечение столь малодоступного пласта книжной графики как работы выдающихся французских художников Пьера-Эмиля Бека, Жоржа Барбье,
Умберто Брунеллески, Мориса де Бека, Шема, швейцарца Андре Ламбера и других из редких библиофильских изданий.

Книги серии «Малый зал» не имеют общего дизайна. Их подчеркнутая оригинальность подкреплена не только меньшим, по сравнению с другими сериями, форматом, но, прежде всего, необычностью каждого из издательских проектов серии. Так, например, выпущенная к 200-летию со дня рождения Н.В. Гоголя «Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» вышла в комплекте с переиздаваемой впервые с 1927 года «Повестью о том, как помирился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» М.В. Барканова (1897 - 1946). Обе
книги с дивными иллюстрациями художников Г.А.В. Траугот снабжены подробными комментариями М.О. Чудаковой.

Издание «Слова о полку Игореве» удивляет воспроизведением 55 иллюстраций Сергея Русакова, выполненных в технике цветной росписи по фарфоровым пластинам. Издание не только подробно прокомментировано исследователем «Слова» А.Ю. Черновым, но и дополнено его монографией «Хроники изнаночного времени».

Вне «Фамильной библиотеки» издается серия «Рукописи», объединяющая авторов и книги с непростой судьбой. В несколько аскетичные, но весьма добротные переплеты серии одеты произведения М. Булгакова и А. Платонова, В. Хлебникова и М. Цветаевой, Ф. Кафки и Г. Майринка, Д. Хармса и О. Григорьева, К. Кизи и Г. Маркеса, В. Шукшина и В. Набокова...

Уже вышедшие три десятка изданий серии «Жизнеописания» представляют собой серьезные биографии-исследования деятелей искусства — от Леонардо да Винчи и Брейгеля до Анны Павловой, писателей — от Пушкина до Бродского, монархов — от Ивана Грозного и Петра Великого до Николая II, а также М. Ломоносова, П. Чайковского, А. Керн, Гр. Распутина... Последним в этой серии, на момент написания статьи, появилось издание «В. Брюсов. Биография» (попутно заметим, что автор книги — Василий Молодяков — известный историк, библиофил и коллекционер).

Уважительное внимание к классике книжной иллюстрации для «Вита Нова»
несомненно. Отдельно хотелось бы отметить издания, в которых представлены ра-
боты мастеров русского зарубежья. Особняком в этом ряду стоит имя выдающегося графика, режиссера и художника-аниматора А.А. Алексеева (1901 - 1982). Уже изданы с его иллюстрациями «Братья Карамазовы» Ф. Достоевского, «Доктор Живаго» Б. Пастернака, небольшая книга о самом художнике — «Александр Алексеев: диалог с книгой». В 2005 г. впервые с иллюстрациями А. Алексеева (офсетное воспроизведение 120 акватинт) издан роман Л.Н. Толстого «Анна
Каренина».

В то же время издательство считает для себя принципиальным сотрудничество с современными художниками книги, в числе которых С. Алимов, В. Бегиджанов, А. Бисти, И. Богдеско, Ю. Ващенко, М. Гавричков, Б. Диодоров, Р. Доминов, Б. Заборов, А. Кабанин, М. Майофис, А. Миннекаев, В. Мишин, Ю.Норштейн, С. Остров, Ю. Перевезенцев, С. Русаков, Г. А. В. Траугот, А. Флоренский, С. Чепик, М. Шемякин, Ю. Штапаков, О. Яхнин и др.

«Вита Нова» позиционирует себя как издательство, специализирующееся на выпуске малотиражных коллекционных иллюстрированных изданий. Это справедливо, но лишь отчасти. Наверное, правильнее было бы подчеркнуть его более широкую
библиофильскую направленность. Действительно, в среднем тираж каждого издания составляет 900 – 1500 экземпляров(2). Очень важно, что уровень полиграфии всех экземпляров — весьма высокий. Малая часть тиража выпускается в виде нумерованных экземпляров в особых переплетах, футлярах, с золочеными обрезами, печатается порой на особой бумаге. Единичные экземпляры выпускаются в авторских переплетах. Разумеется, книги «Вита Нова» не относятся к дешевым. Однако цена порядка 100 долларов за обычный экземпляр столь высокого полиграфического качества не кажется чрезмерной. Выбирая для издания классические образцы книжной графики, «Вита Нова» стремится давать полные комплекты иллюстраций. Для некоторых изданий разрабатывались специальные шрифты. В изданиях с иллюстрациями современных художников небольшое количество экземпляров содержит оригинальные рисунки, гравюры, литографии...
Наверное, было бы неправильным, испытывая огромное уважение к тем, кто создает книги «Вита Нова», избегать крйтических замечаний. К примеру, автору этих строк кажется не совсем естественным издание «Евгения Онегина» с чудесными классическими рисунками Павла Соколова именно в рамках серии «Парадный зал», эстетика которой несколько утяжеляет нежную прозрачность графики художника. Впрочем, нельзя не заметить, что многие читатели придерживаются иного мнения, поскольку тираж книги давно раскуплен.

Скажу и о своей любимой книге, вышедшей в «Вита Нова», тем более, что это, так сказать, тезка издательства.
Среди самых любимых книг своей библиотеки я всегда считал «Vita Nova» Данте с ксилографиями В.А. Фаворского в издании «Academia», тем более что мой экземпляр — и сама книга и футляр — в безупречном состоянии. Конечно, эта замечательная книжечка не стала для меня хуже, но я никогда не думал, что появится издание того же произведения, которое сможет с ней конкурировать.
«Новая жизнь» Данте Алигьери вышла в серии «Малый зал» с дивными иллюстрациями Рашида Доминова, поразительно перекликающимися и с тосканской живописью Раннего Возрождения, и с блоковским «Флоренция — ты ирис нежный...». Это, кстати, как раз тот случай, когда книгу, несомненно, стоит приобретать из числа именно особых экземпляров, напечатанных на бумаге верже.
10 декабря 2010 г. издательству исполнилось 10 лет. За это время выпущено около 200 книг. А начиналось все с того, что в конце 90-х годов будущий генеральный директор «Вита Нова» Алексей Леонидович Захаренков(3), уже имевший за плечами богатый опыт издательской и редакторской деятельности, прислушался, по его словам, к самому себе — поэту и книголюбу. В итоге и родилась идея создания издательства, которое должно было печатать самые лучшие произведения с самыми лучшими иллюстрациями, причем так, чтобы не было стыдно. Самым фантастическим представляется то, что, благодаря таланту и труду самого
основателя, а также постепенно сложившейся команды единомышленников, идея успешно материализовалась ... В «Вита Нова» собрана богатая коллекция оригиналов книжной графики, которая, несомненно, помогает в издательских
проектах. Ведется активная выставочная деятельность, за которой следят многие почитатели книжного искусства и графики. При издательстве основана мастерская авторских переплетов. В Санкт-Петербурге открылся магазин, предлагающий все книги «Вита Нова» и оригинальную графику художников издательства.

Хочется пожелать «Вита Нова» успехов, процветания и, так сказать, долгих
лет жизни. Позволю себе закончить свою заметку словами замечательного художника и режиссера Юрия Норштейна: «Сам факт, что существует издательство
"Вита Нова" и что это издательство делает такие потрясающие книги, невероятные произведения культуры — это фантастично и дает надежду на будущее подлинное возрождение культуры».

1) К сегодняшнему дню связь с издательским проектом Брокгауза и Ефрона приобрела еще более явные очертания. «Вита Нова» собирается в скором времени довершить то, что было запланировано, но не осуществлено основателями «Библиотеки великих писателей». В рамках одноименного проекта готовится к выходу 10-томное, первое в России, бесцензурное собрание сочинений Гете.

2) Несколько книг было выпущено большими тиражами и даже несколькими изданиями.

3) A.JI. Захаренков — поэт, переводчик, член Союза писателей России.
С 1990 по 1997 гг. — соучредитель и главный редактор издательства «Полярис» (Рига), основатель (1993) издательства «Весь» (Рига), главный
редактор (1998 – 2000) издательства «Весь» (С.-Петербург).