Новые достижения были куплены дорогой ценой: расшаталась изысканная дисциплина бук-дизайна 1970—80-х годов, заметно снизился и содержательный, и профессионально-графический уровень книжной иллюстрации.
Инерция культурной реверсии книгоиздания, процесса, растянувшегося на 15 лет, сказывается и сегодня. Но общая ситуация изменилась. Рынок насытился книжной продукцией разных видов, жанров и тематики. Заметно снизился показатель неудовлетворенного спроса на книги. Интерес покупателей к книжным изданиям в какой-то мере сдерживается и недостаточно высоким платежеспособным спросом отечественного населения. По всем этим причинам на первый план начинает выходить фактор качества книги.
И не случайно, пусть пока спорадически, то в одном, то в другом издании, выходят книги, содержательные по характеру, профессионально отредактированные, с продуманным художественным решением. Среди первых “ласточек”, предвещающих весну, — новая публикация романа Михаила Афанасьевича Булгакова “Мастер и Маргарита”, только что выпущенного петербургским издательством “Вита Нова”.
Издание необычно уже тем, что адресовано сразу нескольким категориям читателей. Характер набора таков, что обеспечивает любителю изящной словесности комфортность чтения, беспрепятственность погружения в выстроенный Булгаковым полуреальный-полуфантастический мир. Занимающий свыше пятидесяти страниц научный аппарат представляет несомненный интерес для исследователя-филолога. Высокое качество бумаги и переплетных материалов, добротность работы полиграфистов, продуманность типографический композиции делают книгу привлекательной для библиофилов.
На художественно-предметном решении книги хотелось бы остановиться особо. Обратившись к Булгакову, представителю классической литературной традиции, издатели резонно решили использовать и эстетически-вещную атрибутику традиционной книги. Имидж последней придают изданию и близкий к классическим пропорциям DIN-формат, и плотная бумага для печати текста, и составной переплет, где красиво соседствуют фактуры кожи и ткани (точнее, ее имитации — балакрона), и украшающее переплет тиснение золотом, аппликации, металлические накладки на углах.
Вместе с тем издатели книги не стремятся превратить ее в некий ремейк. Скорее они пытаются сделать современную книгу “на тему” старых книг, прибегая к отдельным приемам концептуалистской игры. И совершенно не случайно в композиции переплета наряду с деталями, апеллирующими к истории книжного дела, появляются и совсем другие.
Это и неожиданного вида бандероль: не привычная манжетка, а треугольный “мешочек”, что легко снимается с угла переплета и так же легко надевается вновь. Это и помещенная на фасаде книги аппликация с именем автора и названием произведения. Набранные шрифтом, подражающим машинописи, эти выходные данные придают книге новый образ: уподобляют ее папке с бумажной наклейкой, где хранятся рукописные материалы.
Игра продолжается и в пространстве форзаца: открыв переднюю сторонку переплета, мы видим как бы заполненный от руки бланк паспорта издания, то ли забытый в одном из тиражных экземпляров книги (если это книга), то ли вложенный в папку с оригиналом текста (если это папка)...
Перелистывая страницу за страницей, читатель все больше проникается эффектом вовлеченности в общение с рукописью. Псевдомашинописный шрифт “Курьер” используется и на полосах “книжного входа”, и для набора авторского текста, который напечатан на тонированной бумаге, имитирующей писчую, слегка пожелтевшую от времени. Дизайнеры издания, С. Борин и В. Итальянцев, явно пытаются вызвать у зрителя-читателя иллюзию сопрокосновения с лабораторией Мастера, с его творческим процессом. Здесь сказывается характерное для постмодернистской графики стремление по возможности сократить дистанцию между источником информации и реципиентом, сведены к минимуму искажающее опосредование артефакта содержания и формы.
На рубеже первой и второй глав романа автор передает нить повествования Воланду. Акт этой “передачи” своеобразно типографически опредмечен: последняя фраза первой главы не только дважды повторена в начале второй, но и предстает нам в новой визуальной ипостаси — сперва в контексте одновременно и спусковой и кольцевой наборной полосы, а затем в виде начального абзаца уже следующей, полноформатной страницы, резко контрастной по своей структуре всему, что ей предшествовало. Читатель, словно театральный зритель при смене декораций, оказывается как бы в новой среде, переносясь из нэповской старой Москвы в библейский Иерусалим, из мира советских бытовых ситуаций 1920-х годов — в мир величавых коллизий общечеловеческой значимости. Эпический дух нового романа, прервавшего течение изначального текста, потребовал изменений и в характере типографики: белая бумага, вместо псевдомашинописного “Курьера” — чисто полиграфическая “Балтика” с ее уравновешенными, почти квадратными пропорциями знаков и традиционной контрастностью штрихов, а вместо характерного для машинописи набора “флагом” — респектабельная выключка.
Аналогичные типографические трансформации по ходу изложения совершаются неоднократно — а именно при его каждом пространственно-временном перемещении от Христа и Пилата к Мастеру, Маргарите и Воланду, и обратно.
Изменчивость, непостоянство визуальной структуры издания не только подчеркивает двуслойность авторского текста, своеобразную ситуацию существования романа в романе, но и обостряет читательскую реакцию на текст, поднимает тонус восприятия и переживания как самих описываемых коллизий, так и их проникновенной писательской интерпретации.
Перед типографами стояла и еще одна задача — отделить от собственно булгаковской части книги ее литературоведческий раздел. И они вновь прибегли к перемене заверстки текста и гарнитуры шрифта. Двухколонник вызывает ассоциации с расположением текста в научных сборниках, а холодноватый “Таймс” — с деловитой академической речью.
Итак, оперируя главным образом средствами наборной кассы, дизайнеры сумели придать изданию многоликий, но при этом связный характер.
Единственным чужеродным элементом в книге оказались иллюстрации. Вряд ли их можно отнести к числу творческих удач маститого художника Геннадия Калиновского. Помещенные по большей части на отдельных разворотах, они графически не связаны с рисунком шрифта, а своей ядовитой цветностью диссонируют с тональностью набора и его бумажного фона. К тому же размеры иллюстраций во многих случаях явно не совпадают с площадью наборной полосы. Изображения воспринимаются как станковые листы, искусственно инкрустированные в тело книги.
Но главный недостаток иллюстраций — в чрезмерном эмоциональном нажиме при обрисовке героев и ситуаций. Художник стремится вызвать у зрителя чувство мистического ужаса и болезненного испуга, что не вполне соответствует тону булгаковского романа. Описывая фантастические коллизии, писатель (а вслед за ним и читатель) мудро дистанцируется от происходящего, то привнося в свое восприятие событий ноту юмор, то занимая позицию стоически-философской созерцательности, то даже восхищаясь необыкновенным. Поэтому повествованию присущ дух благородной уравновешенности чувств. Булгаков как бы следует требованию классической эстетики, гласящему, что страдания героя не должны искажать красоты и гармонии его внешности и внутреннего мира.
И все же на фоне большинства книг, наводняющих сегодня отечественный рынок, издание “Вита Новы” заметно выделяется. Его главное достоинство — в доверии издателей к чисто типографическим средствам художественно-предметного решения книги, в продуманном выборе этих средств, в демонстрации потенциальных возможностей типографики. Издатели осознанно стремились создать цельный графический продукт, и в основном решили свою задачу.

Владимир Баканов, переводчик, председатель правления фонда РФ «Третье Тысячелетие»:
Давно не видел лучшего издания. Книга издана культурно и СТИЛЬНО – от сочетания шрифтов и цвета бумаги до иллюстраций и служебного аппарата. Если уподобить это уникальное издание чашке кофе (а ценители кофе знают, что, к сожалению, аромат его всегда превосходит вкус), то здесь вкус, то есть форма книги, по-своему не уступает содержанию. Работа, в которую вложено колоссальное количество труда, профессионализма, души.

Виктор Лунин, писатель, переводчик:
Замечательное издание!
В нем прекрасно сочетаются, казалось бы, несочетаемое: новизна и традиционность. Классический, восходящий к началу ХХ века декор обложки и компьютерное исполнение буквенной графики. А тонкие, гротескные и вместе с тем лирические рисунки Калиновского необыкновенным образом расширяют мистическое пространство романа.
Книгу необыкновенно приятно держать в руках. Ее тут же хочется прочесть.

Василий Головачев, писатель:
Будучи библиофилом с сорокалетним стажем, я, конечно же , имею несколько изданий «М&М» Булгакова. Но самым лучшим из них является издание, недавно выпущенное издательством «Вита Нова». Книга приятна и эстетична настолько, что ее не хочется выпускать из рук. Так держать, «Вита Нова»!

Нина Демурова, переводчик:
Замечательный роман замечательного автора в замечательном оформлении, который хочется не только читать, но и во всех деталях рассматривать. Цветные акварели известного мастера книжной иллюстрации Калиновского, прекрасное оформление и макет Сергея Борина, игра с бумагой, цветом оттеняющей различные слои повествования, переплет, который наводит на мысль о лучших изданиях начала ХХвека… Все это сделано с мастерством и, главное, с любовью. И конечно, интереснейший комментарий двух замечательных исследователей – недавно ушедшего от нас Г. А. Лесскиса и М. О. Чудаковой, которая анализирует текст в свете новых, порой парадоксальных мыслей и данных. От души поздравляю издательство «Вита Нова» с этим прекрасным изданием!

Юрий Ващенко, художник:
Нечасто знакомая книга вызывает в нас искреннее желание перечитать ее вновь. Булгаков в издании «Вита Новы» приглашает читателя к новым переживаниям перипетий МАСТЕРА, благодаря талантливости и мастерству всей группы участников.

Андрей Левкин, писатель, переводчик, журналист:
Это такое странное издание. С виду – роскошное, да и в самом деле роскошное. Даже подарочное. Но уже сразу, впрочем, несколько странно, что заголовок сделан как наклейка на картонной папке для бумаг, даже еще и шрифтом пишмашинки. Игра окончательно становится игрой, когда первой страницей окажется паспорт издания, включающий в себя данные по худ. оформлению и материалам переплетных работ.
Игра опознается как вполне профессиональная – издательская. Но не только издательская, но и внятно демонстрирующая то, что книги сначала пишутся, а затем когда-нибудь и издаются. Были бы написаны, а это – вполне себе процесс.