С тех пор стихи и проза Цветаевой переиздавались много раз, много было написано и о ней. В том числе и такого, к чему вполне приложим один из любимых девизов поэтессы: «Не снисхожу до людских пересудов!» Слова эти, прочтенные когда-то Цветаевой на фронтоне одного из домов французской Вандеи (ей захотелось выбить их на собственном гербе!), приводятся в книге Ирмы Кудро-вой «Путь комет». Выход этой книги и представление ее читателям в петербургском Доме журналиста были приурочены к недавнему 110-летию со дня рождения поэтессы. «Вопрос, с которым ко мне постоянно обращаются, меня саму ставит в тупик: почему вы занялись Цветаевой?» — пишет Кудрова в послесловии. И в поисках ответа обращается к той же Цветаевой: не мы выбираем наших героев — они нас выбирают. Так или иначе, выбор был сделан однажды и на всю жизнь. Нынешняя, почти восьмисотстраничная книга — итог многих лет труда. Ей предшествовали публикации отдельных ее частей: «Версты, дали...» (1991) — о годах эмиграции, «Гибель Марины Цветаевой» (1997) — о последних годах жизни. Часть, посвященная детству и юности, ныне по праву открывающая книгу «Путь комет», была — если говорить о хронологии написания — как раз заключительной. И в нынешнем своем виде работа Кудровой, сочетающая научную основательность с увлекательностью изложения, являет собой наиболее полную биографию поэтессы. У этой книги есть все шансы стать классической: ни один будущий исследователь без нее уже не обойдется.
Путь Марины Цветаевой прослеживается подробнейшим образом —с первых, еще детских строчек до трагического дня 31 августа 1941 года. Попутно развенчиваются некоторые мифы. Например, относительно того, что в среде российской эмиграции Цветаева была всем чуждой, никем не понятой. Приводится, в частности, письмо современника — Владимира Сосинского—о триумфальном цветаевском чтении 6 февраля 1926 года в Париже: переполненный зал, известные писатели и философы, стоящие, по недостатку мест, в проходах, редкостное взаимопонимание между поэтом и слушателями. «Отчетливо проступило: после Блока — одна у нас — здесь Цветаева», — заключает автор письма. Другое дело, что Марина Ивановна Цветаева была не из тех, кто умеет извлекать практическую пользу из своего успеха. Даже из вполне заслуженного.
И еще: чувства оторванности от родной земли — обычного эмигрантского комплекса — она не испытывала. «Я по стихам и всей душой своей глубоко русская. Поэтому мне не страшно быть вне России. Я Россию в себе ношу, в крови своей. И если надо, я 10 лет здесь проживу и все же русской останусь...» — приводит слова Цветаевой журналист Андрей Седых, чье интервью с поэтессой было напечатано в рижской газете «Сегодня». И принимая решение все-таки вернуться, вслед за дочерью и мужем, в Россию, Цветаева не питала, в отличие от них, чрезмерных иллюзий. Но реальность оказалась еще жестче, чем можно было ожидать: Об этом особенно красноречиво напоминают два документа, приводимые в книге. Один из них — письмо Цветаевой некоему высокому лицу (предположительно — Сталину: адресат не обозначен): «Я не знаю, в чем обвиняют моего мужа, но знаю, что ни на какое предательство, двурушничество и вероломство он не способен...» Второй документ — факсимильно воспроизведенная записка всего в несколько слов. Знакомый почерк, знакомая подпись. Но не стихи на этом клочке бумаге — просьба: «Прошу принять меня на работу в качестве судомойки в открывающуюся столовую Литфонда. М. Цветаева». И дата: 26 августа 1941 года. Елабуга, пять дней до гибели.
Трудно в кратком отзыве дать исчерпывающую оценку работе, ставшей делом жизни исследовательницы. Может быть, ограничиться спасительной сентенцией: «Книга эта станет бесценным подарком для всех, кто интересуется жизнью и творчеством великой русской поэтессы...»? Но увы: не проходит эта формулировочка. Потому что подарок получается не просто бесценным, но в буквальном смысле слова дорогим: со всеми торговыми накрутками книга Кудровой продается по 960 рублей. Что более чем чувствительно не только для отдельно взятого интеллигента, получающего свои две-три тысячи в месяц, но и, скажем, для университетской библиотеки. Обычно мы деликатно помалкиваем об этой стороне дела. Но на презентации в Доме журналиста вопрос был поставлен в открытую. Понятно, что цена не с потолка берется. Решающую роль играет себестоимость издания, которая, естественно, тем выше, чем выше его качество. Но для кого же тогда издаются книги? Речь не только об этой конкретной (представители издательства «Вита Нова» ответили: несмотря ни на что, рассчитываем распродать «Путь комет» за два года), но и о книгах вообще. Все мы давно с тревогой следим за безудержным ростом цен на книжную продукцию. Один самокритичный писатель признался как-то: «Я не так уж плохо отношусь к самому себе, но за такую цену, которую поставил магазин, я бы свою книгу не купил!» Почти аксиомой стало утверждение: у тех, кому интересна серьезная литература, денег, как правило, нет; те, у кого есть деньги, книг, как правило, не покупают. Пока что издатели и книгопродавцы как-то ухитряются существовать в этих ножницах. Но до каких пор? И что будет завтра?
А книга «Путь комет» — конечно же, замечательная. И по содержанию, и сточки зрения полиграфического исполнения.Тут спору нет.
Небольшое послесловие редактора
Проблема, о которой говорит в статье Илья Олегович Фоняков, несомненно существует: книги, особенно хорошие, качественные по форме и содержанию, стоят дорого. И для очень многих людей они просто недоступны. Для кого же их издают? Для «новых русских» и «братков» из анекдотов? Конечно, нет. И книга Ирмы Кудровой, конечно, предназначена другой аудитории. Интеллигентам, интеллектуалам, тем, для кого слово «культура» не пустой звук. Да, большинство из них не только что небогаты — бедны. Но не все.
Мы постепенно привыкаем к капитализму, но привыкнуть к имущественному расслоению особенно трудно. А оно есть и будет еще очень долго. Есть бедные учителя, а есть преподаватели элитных гимназий и частных школ — они не «богатые», но у них достаточно денег для того, чтобы купить почти не задумываясь нужную им книгу, даже если она стоит 960 рублей. Не любую, заметьте, а нужную —для работы, для души. Наконец, для своих детей — «навырост». Есть (и много) бизнесмены с высшим образованием, которые читают не только детективы, — и они купят биографию Цветаевой для домашней библиотеки. Есть высокооплачиваемые специалисты в различных областях, и большинство из них не менее интеллектуальны и образованы, чем среднестатистический «нищий интеллигент». Хотя и медленно, но число обеспеченных специалистов растет. И для них качество издания, в том числе и полиграфия, и дизайн, достаточно важны — поскольку книга как предмет тоже является частью и носителем культуры. «Вита Нова» издает именно такие книги — среди них и «Путь комет» Ирмы Кудровой. За книгу такого уровня цена в 960 рублей невысока. Продается она медленно, необеспеченный любитель поэзии накопит нужную сумму за несколько месяцев. Неимущему учителю литературы ее подарит родительский комитет — на день рождения. Иное дело — библиотеки. Но в том, что их бюджет не позволяет приобрести ценную книгу, виноваты не издатели, а те, кто обеспечивает финансирование библиотек.
А теперь посмотрим на тираж книги: 3000 экземпляров. Что ж, обладателями книги Кудровой станет 3000 достойных людей. Остальные будут вынуждены ожидать недорогого переиздания — наверное, оно появится.
Вадим Зартайский

Книга «Путь комет» уже известна книжному сообществу — в мае этого года она стала победителем Национального конкурса «Золотой Лотос». Это жизнеописание Цветаевой стало итогом многолетнего труда Ирмы Кудровой и отличается редким сочетанием научной добросовестности с необыкновенной доступностью и увлекательностью текста. Выпущенная в подарочном исполнении, книга заключена в «инте-рьерный» переплет и богато проиллюстрирована. В ней приведены уникальные фотоматериалы, подготовленные специально для этого издания и воспроизведенные, по словам главного редактора «Вита Новы» Сергея Ходо-ва, «с максимально возможным качеством». Ирма Кудрова рассказала собравшимся о своей работе над книгой. Сотрудничество с коллективом «Вита Новы» оказалось не только плодотворным, но и приятным — с таким вниманием к автору и пониманием издателей она встречалась нечасто. Кстати, к концу этого года «Вита Нова» готовит к изданию еще одну книгу И. Кудровой: «Просторы Марины Цветаевой: Поэзия, проза, личность».
Двойной CD «Моя Цветаева» выпущен в свет Студией современного искусства «АЗиЯ-плюс» и является самым полным собранием песен Елены Фроловой на стихи Цветаевой. В него вошли 42 песни, как исполнявшиеся ранее, так и написанные специально для этого издания. Елена Фролова, певица, поэт и композитор, хорошо знакома любителям авторской и бардовской песни. Поэт Марина Гершенович из Дюссельдорфа считает, что цикл ее песен на стихи Цветаевой «...наталкивает на мысль о перевоплощении личности (...) Сквозь музыку проступает живой характер: голосом Лены Цветаева бунтует, любит, пророчествует, иронизирует, творит...»
Алексей Захаренков, генеральный директор «Вита Новы», объяснил появление совместного проекта издательства и студии «АЗиЯ-плюс» единством подхода к предмету своей деятельности. Если издательство выпустило в свет лучшую биографию Марины Цветаевой из всех существующих на сегодняшний день — а именно так оценивают специалисты исследование И. Кудровой, — то студия записала лучшие песни на стихи Цветаевой, исполняемые Еленой Фроловой. «Вита Нова» серьезно относится к текстологическому и полиграфическому качеству своих книг, формулируя кредо издательства словами «достойному содержанию — достойное оформление». Тот же подход присущ и студии «АЗиЯ-плюс»: CD «Моя Цветаева» отличает исключительное качество записи и сведения, продуманный дизайн. Интерес к творчеству Цветаевой стал основой сотрудничества книгоиздателей и музыкантов, которым было любопытно попробовать, что получится, если объединить хорошую книгу и хорошую музыку.
Поскольку качество изданий не вызывало сомнений, вопросы журналистов к создателям книги и диска касались, в основном, высокой цены (книга — более 900 рублей, CD — 280 рублей) и небольшого тиража (соответственно 3000 и 1000 экземпляров), из-за чего для большинства любителей поэзии Цветаевой они, к сожалению, окажутся недоступны. На вопрос «Окупилась ли книга?» Алексей Захаренков ответил: «Окупается...» и высказал надежду, что тираж будет распродан за два года.
Встреча издателей с журналистами завершилась небольшим концертом: Елена Фролова исполнила несколько песен с нового диска. Они оказались настолько завораживающими, что певицу долго не хотели отпускать с импровизированной «сцены», а после недолгого общения за фур-шетным столом концерт был продолжен в неформальной обстановке.

«Для меня это значимое событие хотя бы потому, что, на мой взгляд, произошло удачное сочетание книги с хорошей музыкой, — высказала свой взгляд на сотрудничество с издателями и музыкантами известный специалист по творчеству Марины Цветаевой, постоянная участница всех международных цветаевских конференций в России, Франции и США Ирма Кудрова. И припомнила, как после длительного замалчивания (а имя поэтессы долгое время в нашей стране находилось под негласным запретом) впервые широко отмечалось 100-летие Цветаевой в Женеве. Специалистов наши партийные руководители на юбилей не пустили, пожелали послать чиновника Гослитиздата товарища Пузикова, на что организаторы женевской конференции немедленно откликнулись отказом: «Труды Пузикова о Цветаевой нам неизвестны...»

Поэзия и поэты — тайна, понять и познать которую можно разными способами. Можно — словесными средствами, анализируя стихи поэта и описывая его жизнь, оглядываясь на стихи, а можно — с помощью музыки. С таких позиций подошли к работе авторы проекта.

Елена Фролова, автор музыкального альбома «Моя Цветаева», первую свою песню на- писала в 12 лет. «Я не пишу стихов, — объяс-няет она. — Я люблю открывать их для себя, Мои песни — это музыка, которая записыва- ется словами. Не какая-то феноменальная, не космическая — своя, внутренняя музыка, мелодия, с которой человек живет.

Необычный творческий союз «АЗиЯ» доверяет оформление музыкальных альбомов пятилетней Але Тимониной — талантливой девочке, о которой мы уже рассказывали в одном из июньских номеров «I I411».

Аля больна циалиакией. Циалиакия — заболевание редкое, в Петербурге таких ребятишек всего около двухсот И за малым числом не видно проблемы — нет специальных садиков. Продукты, которые им разрешены, стоят огромных денег, так как в России они не производятся, их изготовляют за рубежом. Из-за недостатка растительного белка у девочки проблемы с мышцами. Она перенесла несколько операций... Впрочем, жесткие ограничения в питании и частые больницы, как ни странно, не сделали мир Алиных рисунков тусклым или темным. Бьющие через край краски, неистощимая фантазия, желание побольше успеть.

Аля живет вдвоем с мамой и больше всего на свете любит рисовать. В ее рисунках разное: то летит по небу заблудившийся гумилевский трамвай, то коровы и кони из есенинских стихов приветливо смотрят с листа, то трепещет на ветру свеча в распахнутом окне — это Марина Цветаева. И еще она любит рисовать музыкантов, которые соединяют хорошие стихи с музыкой...

«Путь кометы» — так Марина Ивановна определила судьбу поэтов — их стремительный проблеск на общественном горизонте и неизбежное растворение в небытии. Но кометы всегда возвращаются. Проходят десятилетия и эпохи, и гений предстает перед нами в но­вом свете — всплывают неизвестные ранее факты биографии, предстают для всеобщего обозрения документы, казалось, навечно похороненные в секретных архивах, звучат голо­са современников, которые ранее глушились идеологическим прессом. А главное, рассказывает о себе сам гений в письмах и записных книжках, которые теперь понимаются совсем иначе на фоне переосмысленных нами событий его времени. И тогда рушатся незыблемые, казалось бы, хрестоматийные представления о нем как о творце и человеке. Ирма Кудрова и поставила перед собой эту цель; показать истинную Цветаеву во всей сложности и многогранности ее личности.
— Эта книга вобрала в себя более двадцати лет напряженных поисков, — говорит Ирма Викторовна. — И в отличие от двух моих предыдущих работ освещает всю жизнь Цветае­вой от юных лет до трагической гибели. Для этого пришлось перерыть архивы Пушкинского дома, архивы КГБ, когда они стали доступны, прочитать множество газет и журналов той эпохи не только в наших спецхранах, но и за рубежом, записать воспоминания многих людей, либо знавших лично Цветаеву в годы эмиграции и по возвращении в Москву, либо помнивших рассказы своих родных. Все это и дало мне возможность в отличие от многих исследователей, упрощающих образ Цветаевой, показать эту женщину, так сказать, в развитии ее необычной, своеобразной, противоречивой личности. И осветить ряд моментов ее жизни, представляющих для исследователей если не загадку, то во всяком случае вызывающих споры.
Одна из таких загадок — судьба ее мужа Сергея Эфрона, черты характера которого ро­ковым образом предопределили и судьбу Марины Цветаевой. Этим объясняется и кажу­щаяся «непоследовательность» поэтессы, ко­торая в 1931 году, несмотря на уговоры мужа, категорически отказалась возвращаться в СССР, а несколько лет спустя добровольно сунула голову в петлю — в прямом и перенос­ном смысле.
Роковая черта характера Сергея Эфрона — излишняя доверчивость. Попав в капкан сот­рудников НКВД, внедрившихся в эмигрантскую среду, он свято верил, что вершит святое дело: возглавляя в Париже «Союз возвращения на родину», помогает изгнанникам, тос­кующим по земле предков, вернуться в Россию. И когда постепенно, с каждым разом сильнее его принуждали исполнять все более сомнительные поручения, вряд ли он полностью понимал, что делает, вплоть до собственного приезда в Москву. Только в лубянской камере, будучи почти сразу арестован, он полностью осознал всю глубину своих за­блуждений.
Особенно это сказалось в истории с политическим невозвращенцем Игнатием Рейссом, на которого НКВД устроило в Европе настоящую охоту, пока газеты не возвестили и о его «загадочной смерти» в номере гостиницы. Вокруг Эфрона сгущались слухи, закрепившиеся в репутацию главного организатора этой охоты, чуть ли не убийцы.
— Эти слухи не имели под собой никакого основания, — говорит Ирма Кудрова. — Я тщательно проверила это, нашла новые материалы. Конечно, Эфрон был пособником этого преступления, но только поскольку поставлял кадры — людей, которые верили в со­ветское государство. Он вербовал таких людей, помогал сколотить оперативную группу, которая преследовала Рейсса и уничтожила его. Но сам Эфрон не подозревал об истиной цели своих усилий. Я утверждаю это не только на основании архивов КГБ, но и на основа­нии показаний его так называемых подельников. Их было шестеро, и анализ их показаний, сравнение их привели меня к полному убеждению, что лично Эфрон к этому убийству прямого отношения не имел. Сейчас это подтверждено и работами других исследователей, в частности книгой бывшего кэгэбиста Судоплатова. Он называет фамилии подлинных убийц, подлинных организаторов этого дела и подробно рассказывает, как все происходило, когда Игнатий Рейсе метался по Европе, с ужасом ощущая, как сжимается вокруг него кольцо смерти. В своей книге я привожу фотографии убийц, рассказываю, как вывозили их из Франции и как целенаправленно подставили Эфрона, сделав его козлом отпуще­ния.
Возникает естественный вопрос: как сама Цветаева относилась к этой деятельности мужа? Знала ли она, что он связан с советскими органами? На последний вопрос ответ отри­цательный. Она, конечно, знала, что он мечтает вернуться в Россию, ради этого занимается какой-то «общественной» секретной работой, но ей и в голову не приходило, что это связано с охотой на людей. Она считала, что он поэтому и настаивает на совместном возвращении, против чего она вначале была категорически против. И дальнейшая их общая жизнь была очень непростой. Относящиеся к этому периоду ее письма показывают, какое неблагополучие царило в их семье.
— По тем данным, которые у меня имеются, — говорит Ирма Кудрова, — она поняла истинную роль своего мужа, только когда сама вернулась в Россию. А до этого, на допросах, которые ей устраивала еще французская полиция после отъезда Эфрона в Россию, она уверяла, что не знает человека более чистого и благородного, чем ее муж. И в этом она убеждена была всегда, даже после допросов на Лубянке.
Тем не менее, согласно легенде, у нее были и другие мужчины. И об этом у моей собесед­ницы тоже есть свое, отличное от других коллег, мнение.
— К Цветаевой нельзя подходить с обычной меркой, — пожимает плечами Ирма Викторовна. — Это был очень увлекающийся человек. Была влюбчива не меньше, чем, ска­жем, Пушкин. Но ее отношения с ними были в большинстве абсолютно платоническими. Не со всеми, конечно. Но это выглядит не так, как любят трактовать. Кроме мужа, мужчина в ее жизни был всего один, и ему она посвятила свои лучшие поэмы о любви. Это был Константин Радзиевич из чешского периода ее жизни. Тот, кто этим интересуется, под­робно узнает из моей книги.
Страшный для России 1937 год сыграл роковую роль и в судьбе Цветаевой. Эфрон был насильственно выдворен из Франции, к чему немало усилий приложило советское посольство. Объясняется это просто: свою роль он уже сыграл и оставлять такого свидетеля за рубежом было просто опасно. Через месяц после его выдворения Цветаева дала согласие вернуться. Не совсем добровольным было это согласие: на нее давили советские спецслужбы — давили умело, исподволь. Чего уж там говорить, психологи у чекистов были умелые. Ей диктовали, и где она будет жить, и когда сможет покинуть Францию. Кроме всего прочего, в Россию уже уехала ее дочь, теперь уехал муж, и оставаться вдали от них Марина Ивановна просто не могла. Тем более что через месяц после возвращения Сергей Эфрон попал в больницу. А единственное, что еще не ушло из этой семьи, скрепляло ее, — чувство долга. И у него, и у нее Они просто не имели права оставить друг друга в беде. И летом 1939 года она вместе с сыном пересекла российскую границу.
Насколько мучительным было это возвращение, видно из записных книжек поэтессы, которые Ирма Кудрова сумела найти и правильно прочитать. Ведь записные книжки ведутся не для посторонних глаз, в них многое не то чтобы зашифровано — просто недосказано, поскольку для автора даже одна фраза раскрывает полную картину переживаний. А одни из самых тяжелых переживаний Цветаевой относятся к началу 20-х годов в России, когда она сидела без денег и без работы. Нечем было кормить детей, и Марина Ивановна отдала старшую дочь в приют в подмосков­ном Кунцеве.
Широко разрекламированный приют, где американская благотворительная организация АРА обещала кормить детей шоколадом и другими вкусностями. Уходя туда, наголодавшаяся девочка с восторгом обещала присылать матери конфеты, макароны и фрукты из компота — верх гастрономических мечтаний того времени.
А спустя некоторое время Цветаева посетила дочь. Страшнее удара для матери быть не могло. АРА выполнила свое обещание, только заведующий приютом, разумеется, член пар­тии, разворовал все, что можно. Дети букваль­но умирали с голода, некоторые умерли в са­мом деле, ходили в немыслимом тряпье, по­тому что даже их одежда была украдена и про­дана на черном рынке. Разумеется, Цветаева немедленно забрала дочь, которая к тому же заболела малярией, из этого ада. И уехала в Москву ее выхаживать. Но пока выхаживала одну, другая, младшая, дочь умерла. И это явилось весьма побудительным мотивом для ее эмиграции. И вот теперь она вернулась...
Ей не разрешили жить в Москве, определили местом жительства подмосковное Болшево, запретили общаться с кем бы то ни было. Через два месяца была арестована ее дочь, уехавшая раньше в Россию. В то время ей бы­ло 27 лет, вышла она из лагерей в 42 года. А еще через месяц после дочери в подвалы Лубянки загремел муж. Да и сама Цветаева со дня на день ждала ареста. Ее не арестовали, но она так и не узнала, какой приговор вынесли Эфрону. Зато он знал, что она на свободе, и следователи мучили его этим, угрожая аресто­вать жену, если он не подпишет нужные признания. В конце концов, у него началась психическая болезнь: ему постоянно чудился голос жены из соседней камеры.
Началась война, и Цветаеву отправили в Елабугу, где в августе 1941 года она покончила с собой. Считается, что к роковому решению ее подтолкнула тяжелая жизнь в эвакуации — не было работы, не было денег, нечем было кормить сына. Но только ли это повлияло?
— Тщательно исследовав разные источники, — говорит Ирма Кудрова, — я пришла к твердому мнению: Цветаеву подтолкнули к последнему шагу чекисты. Об этом нельзя сказать коротко. В моей книге подробно описано, как НКВД довело ее до петли. В то же время в Елабуге жил знаменитый тенор Сергей Лемешев, жена которого носила немецкую фамилию, что в то время считалось криминалом, и документы утверждают, что все, что творилось вокруг него, творилось и вокруг Цветаевой. Только ей было тяжелее, поскольку она носила клеймо эмигрантки. И клеймо человека, родня которого уже сидит в тюрьмах. Но Лемешев выдержал, Цветаева — нет. И в заключение нашей беседы хочу привести стихотворение Цветаевой. Написанное еще в 1918 году оно оказалось удивительным пророчеством ее судьбы: 

Умирая, не скажу: была.
И не жаль, и не ищу виновных.
Есть на свете поважней дела
Страстных бурь и подвигов любовных.

Сергей Эфрон пережил свою жену. Его расстреляли через два месяца после ее кончины.

А. З.: Вообще-то лидерство наше очень условное — недаром среди прочих нам дали премию «Альтруист». Да и существует издательство всего два года. Первая книжка вышла в мае 2001 года и называлась «Жизнь после Пушкина»: о судьбе Натальи Николаевны и ее потомков. Через три месяца мы выпустили «Мастера и Маргариту». Всего за год издали семь книжек — тех самых, «заметных», дорогих, подарочных — и еще более десятка «маленьких» недорогих книг. Все. Какие тут лидеры! Но успех, да, есть, некоторый.
Корр.: Расскажите, пожалуйста, каким был ваш путь к успеху?
А. З.: История издательства упирается в «биографию» каждого сотрудника. Например, я в издательском деле с 1989 года. Было такое рижское издательство «Поля-рис», где я служил главным редактором и был одним из учредителей. Вот с тех времен все и тянется. Взять хотя бы «Мастера и Маргариту» — мы эту книгу пытались еще в «Полярисе» издать, правда совсем в другом исполнении и с другим художником, еще более дорогую (на порядок). В 1997 году меня пригласил в Петербург Петр Лисовский на должность главного редактора в издательство «Комплект», и там я проработал три года. Потом появилась возможность открыть свое издательство, и, главное, собрать команду настоящих профессионалов. Наш главный художник заведовал художественной редакцией легендарного «Детгиза», московский директор — бывший начальник реализации того же «Поляриса»..
Корр.: Как вообще возникла мысль издавать дорогие подарочные издания? Это была давняя мечта? Следование конъюнктуре рынка? Внезапное озарение?
А.З.: С одной стороны, да. мечта. С другой, — таких изданий на рынке не было, да и нет до сих пор. То, что издается с золотым обрезом, предназначено для особого покупателя, и до книги как таковой в моем понимании не дотягивают...
Корр.: Это. скорее, объекты...
А. З.: Ну да. На самом деле, даже в советские времена книг нашего направления издавали немного Либо это были малотиражные издания, либо — проекты, которые делались по правительственному заказу. Так что мы ощущаем себя немножко первооткрывателями.
Мы пытаемся хоть чуть-чуть приблизиться к тому уровню подготовки текста, какой был в издательстве «Академия» — с наличием серьезного научного аппарата — и традицию оформления изданий, существовавшую до Великой Октябрьской. В первую очередь я имею в виду культуру книгоиздания. Разумеется, мы не живем вчерашним днем и идем на эксперименты. Так, серия «Рукописи» — чисто экспериментальный проект. Удался он, или нет, судить пока трудно, несмотря на то, что мы получили именно за нее первую премию Проект архисложный. «Процесс» Кафки — выполнен «на грани фола». Я всерьез боялся, что читатель его не примет, сочтет за «издевательство» насмешку Я наверное так бы и отнесся, будь я читателем. Во всяком случае — с первого взгляда.
Корр.: А помимо «Рукописей», какие серии существуют в вашем издательстве?
А. З.: Серий у нас пять. Кроме «Рукописей», это «Фамильная библиотека», «Жизнеописания», серия детских книг «Сказка сказок» — она только-только открылась, и «Варварская пира». Нам этих пяти серий более чем достаточно, но хочется делать что-то новое, и сейчас мы запускаем ряд проектов, которые не входят ни в какие серии. Это «Алиса в Стране чудес и Зазеркалье» в двух томах, и «Властелин колец» — в трех. «Алисы», Бог даст, выйдут в конце ноября этого года.
Иные проекты по-человечески дороги — например, «Творчество Марины Цветаевой», сборник эссе Ирмы Кудровой. Или книга Джорджа Гуниц-кого «Записки старого рс»ера» — летопись ленинградского рок-клуба Тоже своего рода эссе.
Корр.: «Варварская лира» выделяется среди ваших серий — она посвящена современным поэтам, но многие имена даже любителям известны мало. Что послужило толчком к ее изданию, по какому псинципу она формируется, и как вы бы определили представленную в ней поэтическую традицию?
А. З.: Дело в том, что многие тексты из этих книг поются. Это и есть идеологическая основа серии. Только не надопутатвс «авторской песней», хотя в большинстве своем наших авторов причисляют именно к этому жанру. Это и так и нет. На сегодняшний день все смешалось: авторская песня, бардовская, шансон, КСП — не разберешь. Поэтому и хочется выделить настоящих литераторов из этой «толпы с гитарами». Авторы, представленные в серии,начинали как поэты и ими же остаются. Вспомним Окуджаву, Галича... Задача «Лиры» — во-первых, зафиксировать еще не названное и не очерченное критиками явление русской культуры (ну никак это не авторская песня). Во-вторых, представить читателю «новую» поэзию — ведь существующие достойные серии, что московская «ОГИ». что питерская «Пушкинского фонда», «переваривают» одних и тех же авторов. Тоже хороших, нет слов. Наши авторы, я считаю, не хуже, не лучше они — другие. У них тоже должен быть свой издатель. Скажем. — Владимир Бережков — был членом СМОГа — Союза Молодых Гениев, вместе с Леонидом Губановым, если кому-то это что-то говорит, и т.д.
Корр.: Будете ли вы проявлять интерес к современной прозе?
А. З.: Попытки были. Мы хотели сделать две «современных» серии — поэтическую и прозаическую. Поэтическая серия удалась — это «Варварская пира». А проза на начальном этапе «сломалась». Но с другой стороны — есть «Амфора» с Пашей Крусановым — и уже хорошо.
Корр.: А каков основной принцип отбора произведений?
А. З.: Мы исходим из того, нто делаем библиотеку для самих себя. Допустим, если мы хотим, чтобы наши дети читали Данте — то мы издаем Данте. Причем так. чтобы книжка не развалилась при первом прочтении, а действительно стала частью фамильной библиотеки.
Корр.: Многие издатели и торговцы не верили, что можно с выгодой для себя издавать дорогие подарочные книги. Как вы опровергли это мнение и убедили торговцев? Как осуществляется маркетинг подарочных книг?
А. З.: Я не могу сказать. что мы так уж опровергли и убедили... Да. нам удается сводить концы с концами Что касается маркетинга — то я уже говорил, что эта рыночная ниша год назад была совершенно свободна. Думаю, что конкуренты появятся в самое ближайшее время. Будем конкурировать. Мы маленькие, мобильные.
Корр.: А где вы реализуете книги ?
А. З.: Питер, Москва, Европа, Америка. Сейчас, после московской ярмарки стали «просыпаться» регионы. Очень много книг дарим.
Корр.: Как вы себе представляете вашего читателя?
А. З.: Это — Homo Sapiens, конечно, который отличает золото от того, что блестит. Это — человек, способный оценить книгу в целом. И оформление, и содержание Ведь можно издать «голого» Данте, а можно его проиллюстрировать, прокомментировать.
Корр.: Действительно, каждая ваша книга сопровождается солидным справочным аппаратом. Какими принципами вы руководствуетесь при его подготовке?
А. З.: Естественно, мы владеем какими-то базовыми знаниями о предмете. Знаем, к примеру, что лучшие комментарии к «Онегину» принадлежат Лотману. Однако со времен Лотмана пушкинистика продвинулась вперед. Мы находим специалистов и предлагаем сотрудничество. Так мы подружились с Ирмой Кудровой, Вадимом Баевским, Мариэттой Чудаковой. То, что нам удалось уговорить ее сделать для нас специальные комментарии — наша маленькая, но большая гордость.
Корр.: Комментарии — принадлежность академического книгоиздания. Но вы еще и большую роль отводите иллюстрации...
А. З.: В этом совмещении, как я уже говорил, и есть наша отличительная особенность. Книжка должна быть с картинками! Особенно в наше время с новыми полиграфическими возможностями и все усиливающимся натиском так называемой «электронной книги». Надо думать о будущем читателе. Чтобы у наших детей и внуков сохранился интерес к традиционной книге, надо что-то сделать. Например, сделать книгу привлекательной, красивой, если хотите, чтобы у того, кто возьмет ее в руки, возник читательский импульс. Я не вижу в этом ничего плохого. В дальнейшем мы думаем вводить иллюстрации и в справочный аппарат.
Корр.: А как вы добиваетесь столь высокого качества печати, переплетных работ, отделки?
А. З.: Это отдельный,  вопрос, очень тяжелый и больной. Мы  вечно всем недовольны, нас ничто не  устраивает. Мы считаем, что хорошо там, где нет нас. Но мы приходим туда, где нас не было и там нас тоже что-то не устраивает и т.д. Это не амбиции. Просто книга ДОЛЖНА быть напечатана качественно.
Корр.: Согласно издательской концепции...
А. З.: Да. Но как объяснить это партнерам? Каждый должен отвечать за свой участок работы, типографии в том числе. Короче, всякое бывает. Наши книги непростые и для полиграфистов.
Корр.: Ваши книги получили не одну награду. Чем и за что вас награждали?
А. З.: Если вдруг кто-то  захочет посмотреть, — я имею в виду  главную награду, — то милости просим на наш сайт. Все получены в этом году. Это национальная премия «Золотой лотос» за книгу «Жизнь Марины Цветаевой» из серии «Жизнеописания». Вторая — премия АСКИ «Лучшие книги года» за «Мастера и Маргариту», главная, кстати, премия. Еще был Гран-при «Невского книжно-гофорума» «Серебряная литера» за издание «Божественной комедии». И три премии мы привезли с московской книжной ярмарки, в том числе Гран-при — сапфировое яйцо «от Ананова». Я считаю, это высшая на града, к тому же в таком виде она вручалась в первый раз. Еще премия за иллюстрации к «Мастеру» вместе с Геннадием Калиновским. И еще «Альтруист года ». После чего устроители честно нам сказали: «Ребята, в следующем году ни на что не рассчитывайте, все равно ничего не получите, «работайте спокойно». Так что будем работать спокойно.
Корр.: Что для вас значат слова «культура книги»?
А. З.: Книга сама по себе явление культуры. В книге, как ни банально это звучит, все должно быть прекрасно, и форма и содержание. Когда это достигнуто — это Книга, когда— нет, тогда...