МАКСИМ ГОРЬКИЙ. Миф и биография

Защитил кандидатскую диссертацию по теме «Ранний Горький и Ницше. Мировоззренческие истоки творчества М. Горького. 1892-1905». Затем с 1993-го по 2005-й год работал обозревателем «Литературной газеты». С 2005 года работает в отделе культуры «Российской газеты», с 2006 года является редактором отдела. Автор множества статей в «Литературной газете», «Российской газете», журналах «Новый мир», «Октябрь», «Вопросы литературы» и др. Автор книг: «Сюжеты и лица» (1993), «Русская литература конца XIX начала ХХ века и первой эмиграции» (в соавторстве с С. Р. Федякиным, 1999, 2-е изд. 2000), «Московский пленник» (2004) и «Горький» (серия «ЖЗЛ», 2005, 2006). Статьи Павла Басинского переведены на английский, немецкий, чешский и др. языки. Читал лекции по русской литературе в Индии в университетах Дели и Бомбея. Лауреат премии «Антибукер» за критику. Член жюри премии Александра Солженицына и премии «Ясная Поляна» им. Л. Н. Толстого.

Еще десять-пятнадцать лет назад никому не пришло бы в голову отнести книгу о Максиме Горьком к разряду интеллектуального чтения, а тем более назвать ее «интеллектуальным бестселлером», как называли мою книгу некоторые слишком благосклонные читатели. Со школьной скамьи внушалось, что «основоположник социалистического реализма» — фигура если и не совсем скучная (все-таки в молодости бродяжничал, писал романтические рассказы), то, во всяком случае, исключительно понятная в своей творческой эволюции. А если еще и вспомнить о том, что Горького, начиная со школы, насаждали, как картошку при Екатерине, то будет ясно, почему Горький — безусловно, самый модный русский писатель в начале ХХ века — к концу этого века не просто вышел из моды, но и вовсе вычеркивался из негласного списка «приличных» имен.
Когда в конце 1980-х годов я читал в Литературном институте, носящем имя Горького, спецкурс о его творчестве, мне стоило немалых усилий доказывать студентам, что Горький — фигура странная, загадочная, что это, быть может, наиболее сложный писатель Серебряного века. Над тайной его творчества и мировоззрения мучительно размышляли такие люди как Лев Толстой, Иннокентий Анненский, Дмитрий Мережковский, Андрей Белый, Александр Блок. Горький мог их злить, раздражать или восхищать, но не оставлял равнодушными. Еще больших усилий стоило объяснить, что Горький не просто писатель (хороший или плохой), но что это один из крупнейших мыслителей ХХ века, который создал собственную гуманистическую модель мира, по масштабам сопоставимую только с ницшевской моделью «сверхчеловека», но вовсе не совпадавшую с ней, как считают те, кто «что-то такое» слышал о «ницшеанстве» молодого Горького. И совсем ошеломляющим для студентов звучало заявление, что Горький не просто мыслитель, но именно религиозный мыслитель, человек, попытавшийся создать и утвердить свою религию, назвав ее известным словом «социализм».
Горький — фигура глубоко трагическая. И это не пустые слова. Трагизм пронизывал все его мироощущение, причем начиная с самых ранних лет его жизни. Но вот парадокс: именно глубокий трагик по натуре смог создать радикально оптимистическое учение о Человеке, своего рода религию Человека, который должен заменить Бога. Конечно, мысль эта вызревала уже давно во многих гуманистических учениях мира, но именно в творчестве Максима Горького сформировалась окончательно, приняв последний катастрофический вид.
Критик начала ХХ века Василий Львов-Рогачевский назвал мировоззрение Горького «последним восторгом». Этот «восторг» соединял в себе две крайности: сокрушительный пессимизм и не менее сокрушительный оптимизм. Любопытно, что одним из первых мыслителей, прочитанных и усвоенных Горьким (тогда — Алексеем Пешковым) еще во времена казанской юности, был Артур Шопенгауэр, затем его захватил Ницше, а вот Маркс всегда оставался под сомнением. Отношение к учению Маркса было едва ли не главной причиной разногласий Горького с Лениным, известно упрямое желание Горького «ревизовать» марксизм, сделать его более радикальным и динамичным учением, не сводом азбучных истин.
Горький всю жизнь считал себя «еретиком» и любил «еретиков». Отсюда его огромная любовь ко Льву Толстому, причем вовсе не взаимная (Толстой, скорее, недолюбливал Горького и даже злился, наблюдая за его литературной славой и считая ее чрезмерной и незаслуженной). Отсюда же его дружба с Леонидом Андреевым, писателем как будто противоположным ему по духу (любовь к смерти, упадничество и т. п.). Еще более удивительно, что едва ли не самым любимым писателем Горького был Василий Розанов, с которым он состоял в переписке и которого материально поддержал, когда Розанов после революции бедствовал в Сергиевом Посаде. И, наконец, любимой книгой, по признанию самого Горького, была библейская Книга Иова, где изображен бунт человека против Бога.
Когда я задумывал книгу о жизни Горького, мне с самого начала было понятно, что это должно быть не обычное жизнеописание, не биография в привычном смысле слова. В конце концов, уже есть популярная биография Горького, написанная Ильей Груздевым, есть четырехтомная «Летопись жизни и творчества А. М. Горького», где его жизнь, пусть и с неизбежными для советского издания умолчаниями, расписана по дням.
Мне хотелось показать логику жизни Горького, разобраться в истоках его духовной драмы, приведшей молодого отчаянного радикала-анархиста, не признававшего ни одной из политических и литературных партий, к поддержке одного из самых жестоких политиков ХХ века — Сталина. Разобраться в том, почему он фактически оправдывал систему концентрационных лагерей в советской России и закончил свои дни в странном глухом молчании, «застегнутым на все пуговицы», и — неизвестно еще, своей ли смертью умер. Мне было очень интересно узелок за узелком «распутать» эту невероятно запутанную жизнь, проверив ее наиболее интимными, автобиографическими моментами в творчестве писателя, одновременно поставив под сомнение, скажем, автобиографическую достоверность повести «Детство» с его Бабушкой и Дедушкой.
Сложность заключалась в том, что биография Горького — это дом с множеством потайных дверей, с хитроумной системой обманчивых зеркал. Очевидно, что Горький, как любая крупная фигура Серебряного века, сознательно мифологизировал свою жизнь, сделав ее предметом увлекательного творчества. Поэтому он часто менял свои социальные и культурные роли и маски: от «босяка» до самого известного писателя своего времени и крупнейшего книгоиздателя (товарищество «Знание»), от реалиста до модерниста, от друга Ленина до друга Сталина и так далее...
Но при всем этом в биографии Горького есть своя логика, и она обусловлена, как мне представляется, трагедией его раннего детства. Он всю жизнь преодолевал в себе трагический надлом и согласно с этим преодолением выстраивал линию внешнего поведения. Глубинные душевные противоречия, «спрятанные» в его творчестве, и являются ключом к его подлинной биографии.

Октябрь 2007 г.
 Москва