Однако такое многообразие сфер деятельности Даля, несомненно, шло на пользу науке: свидетельство тому —
грандиозный труд «Толковый словарь живого великорусского языка» и «Пословицы русского народа».
Переменчивость судьбы Даля поразительна. Подчас поддаваясь обстоятельствам, подчас принимая волевое решение, он умел начинать все с самого начала. «Как известно, — писал хирург Н.И.Пирогов, — прежде лейтенант флота, Даль должен был оставить морскую службу, отчасти потому, что страдал морскою болезнию, а отчасти за памфлет в стихах, написанный им на адмирала Грейга. Даль переседлал из моряка в лекаря; менее чем в четыре года выдержал отлично экзамен на лекаря и поступил в военную службу. Находясь в Дерпте, он пристрастился к хирургии и, владея, между многими способностями, необыкновенною ловкостью в механических работах, скоро сделался ловким оператором. Таким он и поехал на войну; потом он сделал и польскую кампанию, где отличился как инженер и пионер; а по окончании вступил ординатором в военно-сухопутный госпиталь и вскоре переседлал из лекарей в литераторы, потом в администраторы и кончил жизнь ученым». Пирогов лишь набросал схему, отметив успехи Даля на медицинском поприще и назвав другие его вызывающие удивление «переседлывания». Но в этом «послужном списке» Даля отражены далеко не все обстоятельства жизни великого ученого.
В своей краткой автобиографической записке Даль писал: «Прадеды мои по отцу были датчане, и отец мой датчанин, вызванный Екатериною из немецкого университета (кажется, из Иены) в библиотекари». Прослужив на этой должности совсем немного, Иоган Христиан (в России — Иван Матвеевич) Даль вернулся в Германию, где получил медицинское образование, и вновь отправился в Россию уже в качестве медика. Сдав экзамен в Государственной медицинской академии, он получил диплом практикующего врача и в ноябре 1792 года поступил в «Гатчинскую наследника цесаревича волость для пользования жителей и крестьян». Отношения гордого и горячего И.М.Даля со своенравным Павлом были очень непростыми. По словам В.И.Даля, после того как с выслушавшим нарекания цесаревича майором кирасирского полка случился удар, отец «постоянно держал заряженные пистолеты, объявив, что если бы с ним случилось что-нибудь подобное, то он поклялся наперед застрелить виновного, а потом и себя». Мать Даля — Юлия Христофоровна Фрейтаг — дочь известной переводчицы Марии Фрейтаг, происходила из рода гугенотов Де Мальи.
Сам В.И.Даль никогда не признавал Данию своей родиной: «Когда я плыл к берегам Дании, — вспоминал он о своем походе на бриге „Феникс“, — меня сильно занимало то, что увижу я отечество моих предков, мое отечество. Ступив на берег Дании, я на первых же порах убедился, что отечество мое Россия, что нет у меня ничего общего с отчизною моих предков». Однако почти до самой смерти Даль оставался лютеранином и, что показательно, лишь в связи с его североевропейским происхождением, последователем идей шведского философа века Э.Сведенборга.
В.И.Даль родился 10 ноября 1801 года в городе Лугань Екатеринославской губернии, где продолжал службу его отец. В 1814 году он поступил в Морской кадетский корпус. В «Автобиографической записке» Даль рассказывает о царившей в корпусе несправедливости, вспоминает, что единственным известным преподавателям и воспитателям способом обучения были розги. В 1817 году, когда Даль в числе двенадцати лучших гардемаринов совершил плавание к берегам Швеции и Дании, выяснилось, что он подвержен морской болезни. Несмотря на это в 1819 году Даль закончил корпус и сам выбрал место дальнейшей службы: Черноморский флот, город Николаев. Во время путешествия из Петербурга в Николаев произошло событие, известное каждому знакомому с современным школьным учебником русского языка шестикласснику: нижегородский ямщик объяснил молодому мичману значение слова «замолаживает» и тот записал его в блокнот. Таким образом было положено начало многолетней работе Даля над «Толковым словарем живого великорусского языка». «На этой первой поездке моей по Руси я положил бессознательно основание к своему Словарю, записывая каждое слово, которое дотоле не слышал», — писал Даль об этом путешествии.
В 1823 году с Далем случилось крайне неприятное, повлиявшее, по мнению Пирогова, на его дальнейшую судьбу, происшествие: молодой мичман был заподозрен в сочинении высмеивающего частную жизнь вице-адмирала Грейга стихотворения и обвинен. Сам Даль свою вину категорически отрицал (хотя и признавался, что написал «шесть или восемь стишков, относящихся до домашних, городских вестей») и в конце концов был оправдан. Вскоре он завершил карьеру морского офицера. Современники объясняли это решение нежеланием Даля наблюдать творившиеся во флоте безобразия и неспособностью противодействовать произволу начальства.
После неудачных попыток перейти в инженеры, в артиллеристы или в армейские офицеры Даль отправился в Дерптский университет, где поступил на медицинский факультет. Дочь В.И.Даля Екатерина Владимировна объясняет выбор отца следующим образом: «Он решился ехать в Дерптский университет: город немецкий, уроками русского языка он, наверное, что-нибудь заработает себе. А по какому идти факультету? Опять-таки обстоятельства решили дело: после дедушки осталось много медицинских книг, а покупать книги для другого факультета было не на что».
Свое пребывание в университете Даль называл «временем восторга и золотым веком нашей жизни». По словам Екатерины Владимировны, он «гордился тем духом рыцарской чести, каким был проникнут Дерптский университет». Здесь он познакомился с В.А.Жуковским, Н.М.Языковым, поэтом, переводчиком, журналистом А.Ф.Воейковым, доктором медицины и хирургии И.Ф.Мойером, Н.И.Пироговым. Сам Даль был принят дерптским университетским обществом и, судя по воспоминаниям современников, чувствовал себя достаточно уютно. Пирогов писал о Дале как о человеке: «...что называется, на все руки. За что бы ни брался Даль, все ему удавалось усвоить. С своим огромным носом, умными серыми глазами, всегда спокойный, слегка улыбающийся, он имел редкое свойство подражания голосу, жестам, мине других лиц; он с необыкновенным спокойствием и самою серьезною миной передавал самые комические сцены... В то время он не был еще писателем и литератором, но он читал уже отрывки из своих сказок... в читанных нам тогда отрывках попадалось уже множество собранных им очевидно в разных углах России поговорок, прибауток, пословиц».
С началом Русско-турецкой войны 1829 года Далю, как и всем обучающимся за казенный счет студентам-медикам, надлежало вступить в действующую армию. Однако за особые способности и обширные знания ему было разрешено досрочно защитить диссертацию и отправиться на войну в должности военного врача. На берегах Дуная Даль проявил себя как отважный офицер, принимал участие в нескольких сражениях и был награжден. Постоянное общение с солдатами позволило ему собрать такое количество словарного материала, что для перевозки записей потребовался верблюд. Но на войне бумаги Даля подвергались такой же опасности, что и любая другая поклажа, и однажды верблюд исчез. «Я осиротел с утратою своих записок, о чемоданах с одеждой мы мало заботились, — вспоминал Даль, — к счастью, казаки отбили где-то верблюда и привели его в Адрианополь». Таким образом, работа над «Толковым словарем живого великорусского языка» и «Пословицами русского народа» продолжалась.
В 1831 году корпус, в котором служил Даль, участвовал в подавлении польского восстания. Во время этой кампании Даль, по замечанию Пирогова, проявил себя как отважный офицер и находчивый инженер. Для спасения прижатого к Висле русского отряда необходимо было навести мост и разрушить его сразу же после отступления. Для сооружения невиданной доселе конструкции, описание которой впоследствии было издано в Париже, Даль использовал бочки, доски и прочий никогда не применявшийся при наведении мостов материал. Однако когда последний русский солдат переправился через реку, на мост уже вступили поляки. По словам биографа Даля, известного писателя П.И.Мельникова-Печерского, Даль вышел навстречу польским офицерам, представился как военный врач, потом неожиданно прыгнул в бочку, где лежал приготовленный заранее топор, на глазах изумленного противника разрубил связывающие части моста веревки, прыгнул в воду и был таков. Этот фантастический поступок, вызвавший восхищение наблюдавших за происходящим русских солдат, начальством оценен не был: Даль получил выговор за то, что во время отступления отлучился из лазарета и оставил раненых и больных на произвол судьбы.
В устах самого Даля эта история теряла героический пафос и сводилась к тому, что ему с пятнадцатью солдатами было приказано разрушить мост, который уже был захвачен поляками. Окружившие Даля польские офицеры торжествовали победу и, забыв объявить Даля пленным (что, по всей видимости, сохраняло ему известную свободу действий), разрешили ему как военному врачу навестить оставшихся в лазарете русских раненых. Воспользовавшись царившей в польском отряде неразберихой, Даль с помощниками беспрепятственно перерубили стягивающие детали моста веревки и спаслись бегством. Раздосадованные поляки закончили разрушение моста. Отдав должное мужеству, что следует из рассказа Мельникова-Печерского, и скромности, что следует из рассказа самого героя, Даля, отметим, что позднее за отличное исполнение этой операции он был награжден орденом Св. Владимира.
Вернувшись из похода, Даль поступил на службу в военно-сухопутный госпиталь в Петербурге. Здесь он приобрел известность как окулист, с большим успехом оперирующий катаракту (эти успехи объясняются, в частности, тем, что левой рукой Даль владел не хуже, чем правой, отсюда отмеченная Пироговым его «необыкновенная ловкость в механических работах»).
Вскоре из-за конфликтов с начальством Даль прекратил медицинскую практику и «переседлал в литераторы». Как писатель он уже пробовал свои силы: в издаваемом Воейковым журнале «Славянин» были напечатаны два стихотворения Даля, а в 1830 году в журнале «Московский телеграф» — повесть «Цыганка». Однако теперь перед читающей публикой предстал Даль — автор сказок. «Не сказки сами по себе были мне важны, — объяснял Даль свой выбор, — а русское слово, которое у нас в таком загоне, что ему нельзя было показаться в люди без особого предлога и повода — сказка послужила предметом. Я задал себе задачу познакомить земляков своих сколько-нибудь с народным языком и говором, которому открывался такой вольный разгул и широкий простор в народной сказке». Таким образом, литературная деятельность Даля мало чем отличалась от его научной работы собирателя народных слов, выражений, пословиц и поговорок. «Это не моих рук дело, — говорил Даль о творческой обработке материала, — иное дело выкопать золото из скрытых рудников народного языка и быта и выставить его миру напоказ; иное дело переделать выкопанную руду в изящное изделие. На это найдутся люди и кроме меня. Всякому свое».
Итак, в 1832 году в Петербурге были изданы «Русские сказки, из предания народного изустного на грамоту гражданскую переложенные, к быту житейскому приноровленные и поговорками ходячими разукрашенные казаком Владимиром Луганским. Пяток первый». Но вскоре эта книга была запрещена и изъята из продажи, а автор арестован. По словам Мельникова-Печерского, внимание III Отделения могли привлечь сказки, в одной из которых черт назван христианским именем, в другой военная и морская служба показана настолько тяжелой, что ее не выдерживает даже черт, и, наконец, в одной из сказок можно было разглядеть намеки на персону императора: «Царь этот царствовал как медведь в лесу: дуги гнет, гнет не парит, переломит — не тужит». Благодаря заступничеству В.А.Жуковского и дерптского профессора Паррота вскоре Даль был освобожден.
Эта история сыграла свою роль в его дальнейшей судьбе. Во-первых, как несправедливо обиженный он стал фигурой, требующей чрезвычайно деликатного обхождения со стороны властей; отныне любое, даже самое законное действие правительства, хоть как-то затрагивающее личные интересы Даля, могло расцениваться как месть. Так, Даль был освобожден от служебной командировки в военно-сиротские отделения лично Николаем, якобы сказавшим: «Даля нельзя, назначить другого, а то он может подумать, что его усылают за сказки». Во-вторых, история с запрещением книги не позволила Далю сделать карьеру университетского профессора. По словам Мельникова-Печерского, когда Дерптский университет пригласил Даля занять должность профессора русского языка и словесности, оказалось, что тот не просто не имеет подходящего образования, но никогда и не учился на словесном отделении. Это препятствие было признано формальным, и для утверждения на должность Даль должен был представить свои сказки и прочитать две пробные лекции. Однако после того как сборник стал причиной ареста автора, использовать его как доказательство заслуг Даля перед отечественной словесностью уже не представлялось возможным.
В 1832 году Даль подарил книгу «Русских сказок» А.С.Пушкину. С этого момента между ними завязалась дружба, которая, по словам Даля, во многом объяснялась общим интересом к живому разговорному языку. «А как Пушкин ценил народную речь нашу, с каким жаром и усладою он к ней прислушивался, как одно только кипучее нетерпение заставляло его в то же время прерывать созерцания свои шумным взрывом одобрений и острых замечаний и сравнений — я не раз был свидетелем», — вспоминал Даль впоследствии. Следующая их встреча состоялась в Оренбурге, где с 1833 года Даль начал службу по личному приглашению главного начальника Оренбургского края и куда Пушкин отправился в поисках материала по истории Пугачева. В сентябре 1833 года Даль сопровождал Пушкина в Бердскую слободу, где во время Пугачевской войны находилась ставка осаждавшего Оренбург самозванца. По дороге, по некоторым сведениям, Даль рассказал Пушкину сказку о золотой рыбке, а через месяц получил в подарок рукопись «Сказки о рыбаке и рыбке» с надписью: «Твоя от твоих. Сказочнику казаку Луганскому, сказочник Александр Пушкин» (по другим сведениям, в основу «Сказки о рыбаке и рыбке» положена помещенная в сборник братьев Гримм померанская сказка о рыбаке и его жене). В свою очередь от Пушкина Даль узнал сюжет сказки о Георгии Храбром и волке.
Даля и Пушкина связывал не только интерес к фольклору вообще, но и сходные пристрастия, их внимание заслужили одни и те же произведения народного творчества. Так, песня вора и разбойника, «русского Картуша» Ваньки Каина «Не шуми, мать зеленая дубравушка» упоминается в «Дубровском» и целиком записана в 8-й главе «Капитанской дочки». В то же время весьма лестный отзыв об этой песне принадлежит Далю: «Эта песня сложена, и слова, и голос, известным разбойником Ванькой Каином, и принадлежит, несомненно, к числу истинно народных песен, сочиненных без всяких познаний пиитики и генерал-баса, но вытесненных избытком чувств из груди могучей, из души глубокой, воспрянувшей при обстоятельствах необыкновенных». Заметим, кстати, что среди собранных Далем народных пословиц есть «изречения» Каина.
Некоторые записанные Далем пословицы встречаются в повести Пушкина «Капитанская дочка», где они выступают в качестве эпиграфов («Мирская молва — морская волна», «Незваный гость хуже татарина», «Береги честь смолоду») или произносятся положительными героями повести («Служи верно, кому присягнешь; слушайся начальников; за их лаской не гоняйся; на службу не напрашивайся; от службы не отговаривайся; и помни пословицу: береги платье снову, а честь смолоду», — напутствует Петрушу Гринева отец. «На службу не напрашивайся (не накупайся), от службы не отпрашивайся (не откупайся)»; «Береги платье снову, а честь смолоду», — читаем у Даля).
В конце 1836 года Даль приехал из Оренбурга в Петербург и 28–29 января 1837 года находился у постели раненого Пушкина. По рассказанной Мельниковым-Печерским легенде, умирающий поэт передал Далю перстень-талисман, способный наделять своего владельца творческим даром, и завещал ему свой простреленный сюртук.
Служба Даля в Оренбурге в должности чиновника особых поручений продолжалась с 1833 по 1841 год. В это время он не оставлял своих литературных занятий (в 1836 году написана повесть «Бикей и Мауляна», в 1839 году — повесть «Бедовик»; в «Сыне отечества» и в «Литературных прибавлениях к „Русскому инвалиду“» напечатаны его переводы с татарского), участвовал в создании Оренбургского зоологического музея. В 1838 году Даль был избран членом-корреспондентом Академии по отделению естественных наук.
В 1839–1840 годах он участвовал в своей последней военной кампании, в неудачном походе против Хивы, правительство которой поощряло торговлю русскими рабами. Сражение, однако, не состоялось, а из-за мороза и цинги погибла большая часть русских солдат. Этому предприятию посвящены принадлежащие Далю невыразительная служебная записка и имеющие несомненные художественные достоинства «Письма к друзьям из Хивинского похода».
С 1841 по 1849 год Даль служил в Петербурге секретарем товарища министра уделов, а затем заведующим особой канцелярией министра внутренних дел. В эти годы он продолжал свою литературную деятельность, его повести и физиологические очерки публиковались в «Русской беседе», «Москвитянине», «Отечественных записках», «Библиотеке для чтения», «Финском вестнике», «Литературной газете». Литературное творчество Даля заслужило высокую оценку современников. «Слог у Даля чисто русский, немножко мешковатый, немножко небрежный (нам крайне нравится эта мешковатость и небрежность), но меткий, живой и ладный», — писал И.С.Тургенев.
В 1845 году по инициативе Даля на имя императора было направлено прошение о создании в России Русского географического общества. По замыслу организаторов, общество имело целью «собрать и направить лучшие молодые силы России на всестороннее изучение родной земли» (Семенов-Тян-Шанский). Прошение было удовлетворено, и 19 сентября 1845 года на квартире Даля состоялось учредительное собрание общества, включавшего в себя четыре отделения: математической географии, физической географии, отделение статистики и этнографии (в котором и работал Даль). В скором времени от лица Русского географического общества по России был разослан «Этнографический циркуляр», в котором содержалась просьба присылать в Петербург описания «местных обрядов, поверий, рода жизни, семейного и домашнего быта простолюдина», а также произведения фольклорных жанров: «пословиц, поговорок, присловий, похвалок, присказок, прибауток, баек, побасенок, притч, сказок, былей, преданий, загадок, скороговорок, причитаний, песен, дум».
В 1845–1846 годах в журнале «Иллюстрация» появились статьи Даля о верованиях, суевериях и предрассудках (в 1880 году они вышли отдельной книгой «О поверьях, суевериях и предрассудках русского народа»), а в 1847 году на заседании общества Даль выступил с докладом (опубликованным в «Современнике»), в котором предлагал использовать пословицы как средство изучения народного языка и быта. «У каждого народа не только свой язык как запас слов или звуков, но и свое красноречие и своя складка ума, то есть своя риторика и своя особенная форма логики». Вместе с тем «народ в обширном смысле заключает в себе все сословия и потому народное и простонародное не совсем одно и то же; но мы говорим здесь более о последнем». «Образованные или полуобразованные состояния» в любой стране неизбежно «приближаются ко всемирному гражданству», теряют «резкие особенности родного языка» и приобретают вненациональные черты. В результате «на этих сословиях иногда нет вовсе своего лица, и нравоописатель бывает вынужден ограничиваться самыми общими избитыми чертами, изображая англичанина чудаком, француза легкомысленным, итальянца мстительным, испанца гордым, а немца флегматиком. Простой народ гораздо более сохраняет исконный быт свой, в нем есть какая-то косность, по которой он меняет его не так легко и охотно, как это делают прочие сословия». Пословицы же передают неповторимые черты народного языка и быта, «как вещественного, так и нравственного».
В Петербурге служебная карьера Даля складывалась удачно. Министр внутренних дел, брат известного русского писателя Антония Погорельского (В.А.Перовского) Л.А.Перовский был очень к нему расположен, высоко ценил его деловые качества. Однако столичная жизнь тяготила Даля, и в 1849 году он по собственному желанию был переведен на службу в Нижний Новгород. Здесь он приводил в порядок собранные им пословицы, и в 1853 году огромный труд, состоящий из 30 130 пословиц, поговорок, прибауток и загадок, был представлен на рассмотрение в Академию наук. На сборник последовали два отзыва: положительный академика А.X.Востокова и резко отрицательный протоиерея-академика И.С.Кочетова. Последний назвал «Пословицы русского народа» «кулем муки да щепоткой мышьяку», книгой, которая «посягает на развращение нравов». Даль, отпустив в адрес рецензента язвительное замечание об изобретении «им новой русской пословицы, не совсем складной, но зато ясной по цели», заявил о своем намерении положить сборник «на костер и сжечь» и предлагал забыть о самом его, сборника, существовании. «Пословицы русского народа» увидели свет только через восемь лет. Кроме работы над сборником Даль продолжал свою литературную деятельность, продолжал издаваться в столичных журналах и в 1853 году по заказу великого князя Константина выпустил сборник «Матросские досуги». Как и появившиеся в 1843 году «Солдатские досуги», эта книга предназначалась для народного чтения и пользовалась большой популярностью.
В 1859 году действительный статский советник В.И.Даль вышел в отставку и переехал в Москву, где поселился в особняке, принадлежащем в свое время автору «Истории Российской от древнейших времен» и «Истории о повреждении нравов в России» князю М.М.Щербатову. В гостях у Даля бывал автор романа «Детские годы Багрова-внука» С.Т.Аксаков, писатели и историки М.П.Погодин и А.Ф.Вельтман, прозаик и драматург А.Ф.Писемский, художник В.Г.Перов, меценат, основатель картинной галереи П.М.Третьяков. В этом доме П.И.Мельников-Печерский написал свой роман «В лесах». Здесь Даль подготовил к изданию свое восьмитомное собрание сочинений, сборник «Пословицы русского народа», не пропущенный цензурой сборник эротических пословиц «Русские заветные пословицы и поговорки» и главный труд своей жизни — «Толковый словарь живого великорусского языка» (1863–1866), огромный словарь, включающий толкование более двухсот тысяч слов и уже поэтому ставший исключительным явлением в истории мировой лексикографии. Уникален словарь еще и тем, что составлял его не ученый лингвист, а любитель и энтузиаст, но любитель трудолюбивый и умный, способный дать реальную оценку своих сил и возможностей: «Писал его (словарь) не учитель и не наставник, не тот, кто знает дело лучше других, а кто более многих над ним трудился; ученик, собиравший весь свой век по крупинке то, что слышал от учителя своего — живого русского языка», — писал Даль о своем детище.
Обратимся, однако, к «Пословицам русского народа», большая часть которых входила в Толковый словарь в качестве иллюстративного материала. В докладе на заседании Русского географического общества в 1847 году, а потом и в предваряющем сборник «Напутном» Даль говорил о своем способе расположения материала. Вместо традиционного «нанизывания» пословиц по алфавиту, делающего сборник собраньем пестрых, но не связанных друг с другом текстов и пригодным лишь для поиска известной читателю пословицы, Даль собирал их по разрядам, «по смыслу их, по значению внутреннему, переносному, как притч».
В своем очерке жизни Даля Мельников-Печерский описывает процесс работы над составлением этого огромного свода произведений малых фольклорных жанров: «Владимир Иванович Даль признал необходимым расположить свой запас пословиц по их смыслу. Он работал так: все собранные пословицы были у него переписаны в двух экземплярах на одной стороне листа, другая оставалась чистою. Разрезав их на ремешки, он один экземпляр этих ремешков подклеивал в одну из 180 тетрадей, озаглавленных названием не предположенных, а явившихся сами собой во время работы разрядов: Бог, Вера, Грех, Изуверство, Раскол, Ханжество, Судьба, Терпение и т. д. Затем разбирался каждый разряд. Пословицы подбирались по их последовательности и связи, по их значению. Другой экземпляр „ремешков“ подклеивался в другую тетрадь, алфавитную по первым буквам не первого, но главного слова».
Однако такой принцип организации материала имел существенные недостатки. При «азбучном подборе по начальной букве пословицы» собиратель руководствовался четким критерием расположения текстов, что придавало сборникам строгость и логичность. При подходе, предложенном Далем, составитель был обязан не только собрать пословицы, но и интерпретировать их. Поскольку смысл некоторых изречений весьма темен, а при выборе тематических разрядов Даль опирался лишь на собственное понимание смысла высказывания и свою интуицию, такое распределение пословиц становилось условным и субъективным. Больше того, одна и та же пословица могла подходить под совершенно разные разряды и поэтому неоднократно повторялась. Сам Даль соглашался с высказываемыми упреками и скорее оправдывался, чем полемизировал: «Пробегая эти бесконечные ряды, тупеешь и не помнишь, что уже было, а чего не было», — замечает Даль в «Напутном».
Действительно, «Пословицы» создают впечатление огромной необработанной массы, включающей в себя самый разнородный материал: здесь и изречения персонажей русской истории (Владимира Мономаха, Ивана Грозного, Петра I, Екатерины II или Суворова), и цитаты из литературных произведений XIX века (в основном из басен Крылова и несколько реже из «Горя от ума» Грибоедова), и ответы на загадки, и лакейские остроты, и солдатские присказки, и выдержки из народных сказок и религиозных легенд, и фрагменты Псалтыри, и даже надписи на школьных книгах. Однако в необработанности материала состоит особая привлекательность сборника: читатель оказывается наедине с хаотичной, противоречивой, не всегда понятной, но не загнанной в тесные рамки научного издания стихией народной речи. Сам Даль в очевидной противоречивости смысла разных пословиц противоречия не видит: «Достоинство сборника пословиц — что он дает не однобокое, а полное и круглое понятие о вещи, собрав все, что об ней по разным случаям было высказано, — объяснял Даль в „Напутном“. — Если одна пословица говорит, что дело мастера боится, а другая добавляет, что иной мастер дела боится, то, очевидно, обе правы: не равно дело и не ровен мастер».
Собрав все доступные исследователю изречения и сопроводив многие из них комментариями, в которых указывались варианты пословиц, разъяснялись отдельные слова и реалии или интерпретировалось значение некоторых высказываний, Даль не снабдил свой труд настоящим научным аппаратом. Иногда eгo комментарии настолько пространны, что по своему объему значительно превосходят саму комментируемую пословицу, иногда же представляют собой ремарку, подходящую больше для предварительного наброска, чем для серьезного научного издания.
Создается впечатление, что Даль специально опубликовал черновой вариант своего сборника, сознательно не придал «Пословицам» законченный вид. Возможно, тем самым он приглашал читателя к сотрудничеству, предполагал продолжение своего труда, говорил о принципиальной открытости сборника, о текучести и непостоянстве его состава. Выходит, что изданные в 1862 году «Пословицы русского народа» — лишь этап бесконечной собирательской работы.
При всей внешней отстраненности собирателя от своего материала изданные пословицы могут многое рассказать о самом Дале: не только о его биографии (выделить пословицы, записанные Далем во время службы на флоте, в армии или во время его пребывания в Оренбурге, несложно), но и о его глубоких личных переживаниях. Так, помещенные в разделе «Горе — Утешение» пословицы «Знавал ли ты горе? Умирывала ль (или: Умирала ль) у тебя жена?» и следующая за ней «Кто в море не бывал, тот и горя не видал» были для Даля чем-то большим, нежели отвлеченные идеи. В самом деле, в 1838 году Даль очень тяжело переживал смерть жены, Юлии Андре, а физические страдания, которые он испытал во время морской службы, стали, как известно, одной из причин его увольнения из флота.
Стало быть, «Пословицы русского народа» составлены не статистом, фиксирующим «бесконечные ряды» перлов народной словесности, а человеком, прожившим яркую жизнь, способным проверить справедливость изданных им пословиц собственным опытом. Правда, сам Даль старался не выдавать своего присутствия в сборнике, его комментарии к пословицам почти никогда не содержат рассказов о собственных впечатлениях.
Рассказывают пословицы не только о жизненных обстоятельствах Даля, но и о круге читаемых им литературных произведений. В самом деле, некоторые из записанных высказываний имеют письменные, а подчас и литературные источники («Многие изречения писателей по резкости и меткости своей обратились в пословицы: и здесь нельзя не вспомнить Грибоедова, Крылова и даже Пушкина», — говорил Даль на заседании Русского географического общества в 1847 году). Сопровождающие такие пословицы комментарии позволяют говорить о знакомстве Даля и со старинной русской литературой. Кроме выдержек из «Слова о полку Игореве» и их позднейших пародийных переделок, Даль приводит цитаты из «Повести временных лет», «Поучения Владимира Мономаха», «Послания Даниила Заточника» и дважды — из Галицко-Волынской летописи, с которой, судя по всему, Даль был знаком особенно хорошо.
В то же время некоторые входящие в сборник Даля пословицы встречаются в произведениях русской беллетристики XVII–XVIII веков. В знаменитой «Повести о Фроле Скобееве» ключевой фразой, девизом героя-авантюриста становится «пословица»: «Сегодня полковник, завтра покойник». Далю это высказывание было знакомо очень хорошо: в «Толковом словаре живого великорусского языка» оно иллюстрирует слово «полковник», в «Пословицах русского народа» приводится несколько раз в разных разделах. Трудно предположить, что «Повесть о Фроле Скобееве», впервые опубликованная в 1853 году (в год наиболее интенсивных занятий Даля малыми жанрами русского фольклора), была неизвестна собирателю. А постоянное цитирование Ваньки Каина позволяет предположить, что Далю был известен знаменитый в России роман Матвея Комарова.
Выходит, «Пословицы русского народа» являются источником сведений не только о быте и нравах народа, но и о самом Дале, и могут дополнить жизнеописание ученого.
Возвращаясь к биографии Даля, отметим, что в конце жизни он увлекся спиритизмом и даже намеревался переложить Апокалипсис, используя словарь таинственных слов, созданный Сведенборгом. За год до смерти он перешел в православие (современникам, в частности Мельникову-Печерскому, этот поступок казался естественным и логичным). Умер В.И.Даль 22 сентября 1872 года.
В. И. Даль, сделавший стремительную служебную карьеру, приобретший славу талантливого писателя, хирурга и естествоиспытателя, главным делом своей жизни считал изучение народного быта и языка. Его «Толковый словарь живого великорусского языка» и «Пословицы русского народа» стали настоящей «энциклопедией русской народной жизни». Неслучайно речь героев Некрасова, Островского, Мельникова-Печерского да и самого Даля пестрит заимствованными из «Пословиц русского народа» изречениями.
М. Ю. Люстров
