Есть близ Петербурга, как раз между Гатчиной и Красным Селом, старинное дачное поселение под названием Тайцы, знаменитое своими целебными источниками, воду из которых «пользовал» занедуживший Петр Великий. Эти источники одно время принадлежали знаменитому арапу царяреформатора — Абраму Петровичу Ганнибалу. Потом таицкие земли стали владением еще одного любопытного персонажа русской истории — Александра Григорьевича Демидова, представителя известного рода горнозаводчиков, землевладельцев, благотворителей и меценатов, чья великолепная усадьба, сохранившаяся до настоящего времени, неизменно привлекает внимание людей, жаждущих соприкоснуться с реалиями прошлого, проникнуться духом давно ушедших эпох. Правда, пребывает она сегодня в забвении и запустении.
 Именно здесь, в Тайцах, я и работал над рукописью этой книги, и уже в процессе работы узнал о том, что однажды посещал Тайцы наследник российского престола, великий князь Павел Петрович, будущий император Павел I.
Интерес к личности Павла у меня давний. Много лет назад, когда я был еще учеником одной из ленинградских школ, моя тетя, потомственный преподаватель русской словесности, работавшая в то время в Золотой кладовой Эрмитажа, позволила мне однажды подержать в руках золотую табакерку, принадлежавшую когда­то роду Зубовых. При внимательном рассмотрении можно было заметить, что один из ее уголков был едва заметно примят. Очень может быть, что владелец, вознамерившийся использовать ее по назначению: достать из нее щепотку нюхательного табаку, чтобы засунуть ее в нос, просто обронил табакерку на твердый пол. Однако гораздо более привлекательной выглядит легенда о том, что именно этим драгоценным предметом, подарком императрицы Екатерины II, Николай Зубов и нанес Павлу I удар в висок, возможно, оказавшийся смертельным. К истории с табакеркой мы еще вернемся в нашем повествовании.
Павловская эпоха всегда привлекала меня своей драматичностью, видимой противоречивостью. А кроме того, тем, что во все времена освещалась и оценивалась в высшей степени неоднозначно.
Все это в полной мере относится и к личности самого самодержца. Павел Петрович сызмальства был вынужден окунуться в болото придворных козней и интриг, испытывал весьма противоречивые чувства по отношению к собственной матушке и высшим сановникам империи. В наследство от своей венценосной матери он получил огромную страну. Во «дворцах и хижинах», в имениях и старообрядческих скитах, в забытых Богом деревеньках Русского Севера жили почти сорок миллионов его подданных…
Власти он вожделел, ибо считал себя законным наследником престола, а кроме того, будучи государственником до мозга костей, задолго до восшествия на престол разработал обширную программу преобразований. Многие именные императорские указы были задуманы еще в период гатчинского затворничества.
Обратим внимание на то, что часто правители воспринимали монаршую власть как тяжкое бремя, в дугу согнувшее их стан и сократившее время земного бытия. Последний представитель династии Рюриковичей, сын Ивана Грозного царь Федор Иоаннович вообще боялся власти как «опасного повода к грехам». Первый Романов, Михаил Федорович, в 16летнем возрасте узнавший, что именно он «выкликнут» Земским собором на царство, воспринял эту весть с беспокойством и тревогой. «Правительница» Анна Леопольдовна небезосновательно оценивала свой статус как некомфортный и «зело опасный». Павел же Петрович свое восхождение на престол Российский рассматривал прежде всего как мирское воплощение Божией благодати, как по праву заслуженный дар судьбы.
Многие правители России становились объектами мифологизации: и Иван Грозный, и Лжедмитрий I, и Петр Великий, и Петр III, и Николай I… Но первое место в этом ряду по праву должен занять император Павел Петрович, ибо его недолгое (немногим более четырех лет) пребывание на престоле вызвало к жизни огромное количество мифов, легенд, исторических анекдотов.
И современники, и потомки зачастую оценивали императора Павла I с диаметрально противоположных позиций. Для одних он был жестоким деспотом, тираном на троне, самодуром и сумасбродом, «увенчанным злодеем» и Калигулой, волею судеб оказавшимся во главе огромной страны. Многие искренне полагали его сумасшедшим, тронувшимся умом человеком, А.М.Тургенев, полковой адъютант Екатеринославского Потемкинского кирасирского полка, назвал в своих воспоминаниях годы царствования Павла «одурением», а церемониймейстер граф Ф.Г.Головкин определил Павловскую эпоху как «всеобщий ужас», снизошедший на страну, оказавшуюся под скипетром убожества, единственной страстью которого была страсть к «военщине». До сих пор в общественном сознании господствует укоренившееся клише, в соответствии с которым Павла Петровича числят человеком самых низких моральных качеств: мелочным, скаредным, злопамятным, не имевшим даже представления о том, что такое человеческая порядочность.
В то же самое время существует и кардинально иной взгляд на непродолжительную Павловскую эпоху, равно как и на личность императора. Павел предстает в качестве «мученика за народ», справедливого, искренне заботившегося о своих подданных государя, борца с «сибаритством и распущенностью», со злоупотреблениями и коррупцией, несчастного «Русского Гамлета», российского «Дон Кихота» (как именовал его за глаза Наполеон Бонапарт, полагая себя не кем иным, как Цезарем), «романтического императора», воплотившего в себе лучшие свойства человеческой натуры, истинного рыцаря без страха и упрека.
Говоря о Павле как «рыцаре», мы имеем в виду не столько увлечение императора средневековыми рыцарскими ритуалами и даже не ставшее притчей во языцех великое магистерство в Мальтийском ордене, сколько его искреннее намерение разрешать межгосударственные конфликты поединками первых лиц государства. В этом случае, как он считал, на полях сражений не будет понапрасну литься кровь тысяч и тысяч невинных людей. Невероятно, но факт: в конце 1800 года Павел Петрович собственноручно написал официальный вызов на турнир всем государям Европы. За сделанный перевод этого вызова на немецкий язык Август Фридрих Фердинанд фон Коцебу, ганноверец на русской службе, к судьбе которого мы еще вернемся, был удостоен табакерки, украшенной бриллиантами. Как нетрудно догадаться, эта идея русского императора не нашла отклика в душах и сердцах европейских правителей. Даже собственные подданные расценили ее как сущий бред. В нескольких российских городах, в том числе и в Первопрестольной, публикация этого вызова была запрещена местными властями, которые оказались не в состоянии даже поверить, что подобная инициатива исходит от государя, сочли ее поначалу не чем иным, как откровенной провокацией внешних врагов.
Сакраментальный вопрос: кем был в действительности этот русский император — гением или злодеем, а может быть, двуликим Янусом, удивительным образом сочетавшим в себе оба эти, казалось бы, несовместимых качества, — по сей день остается дискуссионным. На страницах этой книги мы предпримем попытку сделать еще один шаг к разрешению этой актуальной для русской истории проблемы.
Впрочем, нужно отчетливо понимать, что ответить на этот вопрос стремились и стремятся не только профессиональные историки. Фигура Павла I, нравственная подоплека его бытия всегда привлекали внимание деятелей искусства, в первую очередь литераторов. А.С.Пушкин, с юношеских лет серьезно интересовавшийся прошлым, «старым житьем», вынашивал планы посвятить Павлу Петровичу масштабное произведение. Знаменитая ода «Вольность» лишь обозначила его небезразличное отношение к личности и деяниям этого императора. О павловских временах писали: известный поэт, литературный критик и переводчик Георгий Викторович Адамович и Ольга Дмитриевна Форш, автор популярных исторических романов «Одеты камнем», «Радищев», «Михайловский замок», талантливый поэт и прозаик Георгий Владимирович Иванов, и Лев Вениаминович Никулин, прославившийся благодаря своему роману «России верные сыны», изданному миллионными тиражами. Образ императора Павла I появляется в произведениях поэта Павла Григорьевича Антокольского и его соратника по цеху Максимилиана Александровича Волошина; писателя и драматурга Николая Яковлевича Агнивцева и некогда популярного беллетриста Михаила Николаевича Волконского. Классикой отечественной художественной литературы стала драма Дмитрия Сергеевича Мережковского «Павел I». Марк Александрович Ландау, известный широкому читателю под псевдонимом Марк Алданов, будучи не только писателем и публицистом, но и талантливым литературоведом и историком, оставил потомкам свой исторический роман «Заговор», на страницах которого воссоздан весьма колоритный образ русского императора.
Широкую известность приобрел рассказ Юрия Тынянова «Подпоручик Киже», основанный на одном из самых распространенных исторических анекдотов о Павле I. В 1934 году по сценарию Юрия Николаевича и при его непосредственном участии Александром Файнциммером в жанре комедии­гротеска был снят одноименный фильм, в котором роль Павла Петровича сыграл Михаил Яншин.
Заметным событием культурной жизни современной России стал фильм известного режиссера Виталия Мельникова с талантливым актером Виктором Сухоруковым в роли императора Павла, вышедший на экраны в 2003 году и справедливо вызвавший самые восторженные отклики зрителей и кинокритиков. Яркий экранный образ «Русского Гамлета», конечно, отличается от реальных личностных контуров трагически закончившего свою жизнь государя. Это обстоятельство, впрочем, абсолютно не влияет на неоспоримые художественные достоинства фильма.
В последние годы Павловская эпоха неизменно приковывает к себе внимание теледокументалистов. Одним из первых свидетельств этого интереса стал фильм Феликса Нафтульева и Елены Столбовой «Павел I», снятый в 2002 году и неоднократно демонстрировавшийся на российских телеканалах, в частности на канале «Культура». Еще один фильм о Павле Петровиче был предложен вниманию зрителей петербургским каналом «СТО» в цикле «Век дворцовых переворотов». А канал «TВ3» в популярном цикле «Тайны века» показал фильм «Павел I. Пророчество безумного императора». Невзирая на то, что творения уважаемых теледокументалистов, к сожалению, отличаются многочисленными фактографическими неточностями (увы, квалифицированные официальные консультанты, известные специалисты­историки Г.В.Вилинбахов, В.Е.Французов, П.К.Корнаков и др., как я полагаю, не смогли убедить авторов фильмов в их неправоте применительно к некоторым деталям), внимание, уделенное одному из самых незаурядных российских императоров, не может не радовать. В апреле 2009 года канал «Россия» представил на суд зрителей документальный фильм «Убить императора. „Английский след“», в котором вина за убийство Павла I возлагается на коварных англичан, устранивших руками подданных российской короны неугодного правителя. Впрочем, создатели фильма справедливо заметили, что участие Британской империи в организации заговора — вопрос дискуссионный. На страницах этой книги мы непременно коснемся вопроса об «английском следе» в истории устранения Павла Петровича.
Нельзя не упомянуть и о том, что фигура императора Павла оказалась привлекательной и для театральных деятелей. Так, ярким событием культурной жизни Северной столицы стали постановки Александра Исакова, осуществленные не на традиционных театральных подмостках, а в реальном историческом интерьере — в стенах Михайловского замка.
Источники изучения Павловской эпохи многообразны. К счастью, сохранился обширный корпус документов, без использования которых любой маломальски уважающий себя исследователь вряд ли сможет очертить контуры этого в высшей степени интересного периода нашей истории. Это и документы правительственных органов, и камер­фурьерские журналы, в которых с хронологической точностью фиксировались все без исключения события придворной жизни, и многочисленные указы, распоряжения, словесные повеления, рескрипты (так именовались публиковавшиеся ко всеобщему сведению письма государя, адресованные конкретному подданному с выражением благодарности за оказанные услуги), и эпистолярное наследие участников событий, и многое другое.
Как представляется автору этой книги, наиболее значимая составляющая источниковой базы — мемуары, дневники, записки, воспоминания и впечатления о наиболее значимых фактах эпохи. Характерной особенностью этой группы источников является то, что, вопервых, многие мемуаристы не были непосредственными участниками описываемых событий и во многих случаях черпали материал из рассказов родственников, знакомых и тех действующих лиц Павловской эпохи, которые вознамерились поделиться своими впечатлениями от реалий царствования этого императора. Во­вторых, некоторые мемуаристы выступили не только в качестве рассказчиков, оставивших современникам и потомкам перечень фактов или свои впечатления об увиденном или услышанном, но рискнули возложить на себя функции исследователей, предложили вниманию читателей своеобразные очерки истории России времен Павла I. На эту особенность мемуарной литературы конца XVIII — первой половины XIX столетий обращали внимание источниковеды, в частности, Ю.А.Сорокин (Мемуары конца XVIII — первой половины XIX вв. как исторический источник для характеристики личности Павла I // Археологические, этнографические и исторические источники по истории Сибири. Омск, 1986. С. 102–115), А.Е.Чекунова (Русское мемуарное наследие второй половины XVII–XVIII вв.: Опыт источниковедческого анализа. М., 1995) и А.В.Скоробогатов (Павел Первый в российской исторической литературе. Казань, 1999).
Большинство мемуаров, написанных зачастую по горячим следам произошедшего, увидели свет в России лишь во второй половине XIXго, а то и вообще в начале XX века. Дело в том, что долгое время существовало табу на публикацию материалов, связанных с обстоятельствами убийства государя. «Форточка» в историю павловского царствования была распахнута в эпоху Великих реформ императора Александра II, когда общество получило долгожданные цензурные послабления. И хотя запрет попрежнему существовал, тем не менее публикации мемуаров на страницах «Русского архива», «Русской мысли», «Русской старины», «Русского вестника», в сборниках Русского исторического общества и других изданиях кардинальным образом расширили круг доступных источников по истории павловского времени. В ходе Первой русской революции, когда в государственном строе Российской империи произошли существенные подвижки и когда некоторые представители русской интеллигенции стали именовать свое Отечество «Думской монархией», наконец­то могли быть опубликованы воспоминания, посвященные описанию злодейства, совершенного заговорщиками в стенах Михайловского замка в мартовские дни 1801 года. Характерна в этом отношении публикация «неизданной странички» из записок Д.П.Рунича, осуществленная журналом «Былое» в 1906 году (№ 6).
В 1907 году в «Русской исторической библиотеке» (№ 14) под редакцией П.Е.Щеголева вышли рассказы современников об убийстве Павла I. Здесь были опубликованы записки А.Н.ВельяминоваЗернова, а также извлечения из записок М.А.Фонвизина, Н.А.Саблукова и князя Адама Чарторыйского. Тогда же увидел свет хорошо известный любому историку сборник «Цареубийство 11 марта 1801 года. Записки участников и современников», в котором были напечатаны воспоминания только что упомянутых лиц, а также записки еще некоторых мемуаристов, в том числе извлечение из сочинений графа Л.Л.Беннигсена, единственного из заговорщиков, решившегося взяться за перо, чтобы описать кровавые события, связанные с цареубийством.
Другой непосредственный участник кровавого действа, князь Владимир Михайлович Яшвиль, хоть и не оставил мемуаров, однако написал императору Александру I письмо, в котором попытался изложить причины своего участия в заговоре. Это послание с незначительными купюрами в 1909 году было опубликовано на страницах журнала «Русская старина».
В 1914 году в журнале «Русский архив» (кн. 3, № 3–12) появилась очень любопытная публикация под названием «Последние дни царствования императора Павла I». Опубликованная рукопись, хранившаяся в архиве действительного статского советника Случевского, принадлежала перу одного из заговорщиков, явно находившемуся в ночь на 12 марта 1801 года в Михайловском замке, возможно, даже в спальне императора. Имя его, увы, так и осталось неизвестным.
Но вообще ни в XX, ни в начале XXI столетия в поле зрения исследователей не появилось новых документов, которые позволили бы кардинально пересмотреть или существенно дополнить наши представления о Павловской эпохе.
Состав мемуаристов, оставивших свои воспоминания, разнообразен. Это и военные, среди которых следует выделить в первую очередь Н.А.Саблукова (его воспоминания, по общему признанию, отличаются фактографической точностью и относительной непредвзятостью оценок), М. Леонтьева, А.М.Тургенева, А.Ф.Ланжерона, Н.О.Котлубицкого, и люди, находившиеся на статской службе, выходцы из чиновничьей среды — А.Н.Вельяминов­Зернов, Ф.Н.Голицын, А.И.Рибопьер, А.М.Грибовский и другие. Особо следует упомянуть записки Филиппа Филипповича Вигеля — чиновника, служившего преимущественно во внешнеполитическом ведомстве, масона, известного коллекционера, одного из учредителей литературного общества «Арзамас», знакомца А.С.Пушкина, П.Я.Чаадаева и многих других деятелей русской культуры. Его мемуары, доведенные до 1828 года, во многом основаны на рассказах современников и отличаются весьма колоритными характеристиками описываемых событий и исторических персонажей. Как и во многих подобных случаях, свет они увидели уже после кончины автора, в 1864–1865 годах, а затем не единожды переиздавались.
Отдельную группу мемуарных источников составляют воспоминания людей, проведших значительное время при дворе и потому хорошо осведомленных о событиях, разворачивавшихся непосредственно вокруг императора, бывших в курсе придворных интриг и сплетен. В этом ряду выделяются мемуары уже упомянутого нами князя Адама Юрия Чарторыйского, в 1795 году приехавшего вместе с братом Константином из Польши в Петербург и радушно принятого при дворе. Очень скоро он сблизился с великим князем Александром Павловичем, стал его другом и на этом основании был отправлен подозрительным Павлом I в королевство Сардиния в качестве российского посланника. Сразу после убийства императора Чарторыйский поспешил вернуться на берега Невы, чтобы в течение нескольких последующих лет находиться в ближайшем окружении нового самодержца. Жизнь свою он закончил в эмиграции в Париже, где на французском языке в 1887 году были опубликованы его воспоминания. А вскоре их фрагмент, переведенный на русский язык под названием «Убийство императора Павла», увидел свет в Женеве. Первое русское издание мемуаров князя Чарторыйского состоялось только в 1906 году.
К этой группе источников есть все основания отнести записки С.А.Порошина, княгини Д.Х.Ливен, Г.И.Ржевской, князя Ф.Г.Головкина и ряда других мемуаристов. Особняком стоят многократно переиздававшиеся и получившие широкую известность не только среди историков произведения Андрея Тимофеевича Болотова — личности незаурядной, в высшей степени примечательной. Происходя из обедневшего дворянского рода и получив поначалу весьма скудное домашнее образование, он, благодаря неуемной тяге к знаниям, стал блестяще образованным человеком, ученыместествоиспытателем, одним из основоположников отечественной агрономической науки. Андрей Тимофеевич свободно владел немецким и французским языками, в бытность свою в Кенигсберге, ко взаимному удовольствию, общался с профессорами Кенигсбергского университета, вел дневниковые записи и зарекомендовал себя незаурядным литератором, оставившим обширное литературное наследие. Прожил он почти 95 лет. С 1789 по 1816 год он работал над мемуарами, которые были впоследствии изданы под названием «Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков».
Что же касается историографии, то серьезное изучение Павловской эпохи началось по прошествии долгого времени после трагических мартовских событий 1801 года. Правда, и при императоре Александре I, и при его брате Николае I кое­что было опубликовано. Назовем, к примеру, книги Г. Танненберга «Жизнь Павла Первого, императора и самодержца Всероссийского» (М., 1805), С.Н.Глинки «Русская история» (СПб., 1818), Д.Д.Похорского «Российская история, изображающая важнейшие деяния русских государей (М., 1819) и Н.Г.Устрялова «Русская история» (СПб., 1837–1841). Понятно, что это была официальная историография, подчиненная жестко обусловленным канонам, далекая от реалистической реконструкции событий и априори исходившая из того, чтобы не нанести ни малейшего ущерба репутации дома Романовых.
Особняком стоит фундаментальное пятитомное исследование, предпринятое известным военным деятелем, выпускником Императорской военной академии, впоследствии военным министром и генерал­фельдмаршалом Дмитрием Алексеевичем Милютиным. Будучи человеком довольно либеральных устремлений, одним из лидеров «партии реформаторов» в царствование Александра II, он написал серьезный труд, основанный на широком круге источников, на страницах которого была предпринята по сути дела первая серьезная попытка предпринять научный анализ истории царствования Павла I (История войны России с Францией в царствование императора Павла I в 1799 году. СПб., 1852–1853). Впрочем, сложившиеся стереотипы восприятия фигуры Павла Петровича, продолжавшие действовать цензурные ограничения, безусловно, наложили отпечаток на это заслуживающее уважения исследование.
В 1880е годы выдержала три издания книга талантливого историка, генеалога и общественного деятеля Дмитрия Фомича Кобеко «Цесаревич Павел Петрович (1754–1796). Историческое исследование» (СПб., 1882, 1883, 1887). Введя в научный оборот ряд не известных прежде историкам источников, автор сумел воссоздать запоминающуюся картину жизни наследника престола. К сожалению, этот серьезный труд увидел свет неоконченным. Причина, скорее всего, в том, что Дмитрий Фомич помимо исторических изысканий занимался многообразной государственной и общественной деятельностью: служил в Министерстве финансов, был членом многих правительственных комиссий, участвовал в деятельности Литературного фонда, разных обществ, более полутора десятилетий возглавлял Императорскую публичную библиотеку. Книга Д.Ф.Кобеко была удостоена престижной Уваровской премии и переведена на несколько европейских языков.
Заметной вехой в историографии Павловской эпохи стала книга Н.К.Шильдера, сына известного военного инженера, генерал­адъютанта К.А.Шильдера. К слову, Николай Карлович был предшественником Д.Ф.Кобеко на посту директора Императорской публичной библиотеки в Петербурге, являлся едва ли не самым обстоятельным биографом императора Александра I. Еще на страницах своего двухтомного фундаментального исследования «Император Александр Первый. Его жизнь и царствование» (СПб., 1897) историк немало внимания уделил отцу героя своего повествования и его эпохе. А в 1901 году, через сто лет после смерти Павла Петровича, увидел свет труд Шильдера «Император Павел I. Историко­биографический очерк», со временем ставший классическим.
Нельзя не упомянуть о переведенной на русский язык с немецкого и изданной в 1907 году в Петербурге книге профессора русской истории Дерптского университета Александра Густавовича Брикнера (хотя правильнее его именовать Брюкнером — понемецки его фамилия пишется Bruckner). В 1897 году, сразу после кончины автора, прожившего в Германии последние годы своей жизни, она под псевдонимом вышла в Штутгарте. В русском издании она называется «Смерть Павла Первого» и являет собой серьезное исследование, основанное на множестве источников, главным образом мемуарного характера. Впрочем, автор ввел в научный оборот и ряд архивных документов, не использовавшихся отечественными исследователями, в частности материалы из фондов Стокгольмского архива (Архива Министерства иностранных дел Швеции). Любопытно, что в России известное распространение получило иллюстрированное издание «Время Павла и его смерть», осуществленное в 1909 году Московским книгоиздательским товариществом «Образование», в которое вошел текст книги Брикнера, уделившего значительное внимание подоплеке и собственно истории антипавловского заговора. Труд Александра Густавовича неоднократно переиздавался под разными названиями и в разных переводах.
Заметную нишу в историографии Павловской эпохи занимают книги известного историка рубежа XIX–XX столетий Евгения Севастьяновича Шумигорского, начинавшего свою творческую карьеру в качестве скромного популяризатора русской истории второй половины XVIII века и ставшего со временем одним из самых компетентных специалистов по Павловской эпохе. Его перу принадлежат несколько монографий, посвященных императрице Марии Федоровне, Екатерине Ивановне Нелидовой (этот труд, изданный в Петербурге в 1898 году, имеет подзаголовок «Очерк из истории императора Павла») и, наконец, самому Павлу Петровичу. Книга «Император Павел I. Жизнь и царствование» вышла из печати в 1907 году. Занимая пост начальника архива Собственной Его Имераторского Величества Канцелярии, Шумигорский получил доступ ко многим важным документам интересовавшей его эпохи и эффективно ввел их в научный оборот. Труды Е.С.Шумигорского, в которых дана близкая к исчерпывающей (и в целом весьма позитивная) характеристика личности императора, а также его государственной деятельности, в первую очередь на ниве внутренней политики, внесли существенный вклад в разработку темы. К великому сожалению, готовившееся Шумигорским к изданию двухтомное сочинение «История императора Павла» по разным причинам так и не было опубликовано.
Среди многих авторов, посвятивших свои труды Павловской эпохе, особо хотелось бы выделить монографию профессора СанктПетербургского университета Михаила Васильевича Клочкова «Очерки правительственной деятельности времени Павла I», изданную в 1916 году в Петрограде. Книга, представлявшая собой успешно защищенную докторскую диссертацию, стала квинтэссенцией многолетних изысканий, предпринятых автором. Ни до того, ни после в отечественной историографии не было работ столь высокого аналитического уровня, работ, в которых бы научная интерпретация источников была бы осуществлена столь методологически грамотно.
В начале советской эпохи, в условиях ужесточавшихся с каждым годом цензурных ограничений, сколько­нибудь серьезных и тем более объективных работ, посвященных Павловской эпохе, не появилось. Публикации, связанные с историей дома Романовых, отличались выраженной идеологической конъюнктурностью, откровенно уничижительным отношением к абсолютному большинству российских правителей. Павел Петрович рассматривался в лучшем случае как сумасшедший государь, как воплощение самых неприглядных черт самодержавия. Характерна в этом отношении книга Ильи Марковича Василевского, известного в литературных кругах под псевдонимом Не­Буква. Известный журналист, фельетонист, издатель и по совместительству «историк», он выпустил в начале 1920х годов несколько книг, посвященных династии Романовых, в частности «труд», названный «Романовы: Портреты и характеристики» (М., 1922). В этом издании, которое, помимо всего прочего, имеет откровенно компилятивный характер, наличествует выраженная предвзятость в оценке императора Павла I, рассказ о котором идет на уровне анекдотов и не имевших ничего общего с действительностью сплетен.
В последующие десятилетия проблематика, связанная с Павловской эпохой, была фактически предана забвению. Редчайшим исключением из возобладавшего правила были серьезные исследования, предпринятые профессором Ленинградского государственного университета Семеном Бенциановичем Окунем, и талантливые книги историка и писателя Натана Яковлевича Эйдельмана. В постперестроечные годы интерес служителей богини Клио к личности одного из самых необыкновенных российских императоров чудесным образом возродился. Вышли из печати книги Ю.А.Сорокина «Павел I. Личность и судьба» (Омск, 1996), А.М.Пескова «Павел I» (М., 1999; серия ЖЗЛ), Г.Л.Оболенского «Император Павел I» (М., 2000), М.М.Сафонова «Завещание Екатерины II. Романисследование» (СПб., 2002), Е.И.Юркевича «Военный Петербург эпохи Павла I» (М.; СПб., 2007).
Заметным событием в истории исследования Павловской эпохи стало издание переведенной с немецкого языка интереснейшей книги графа Валентина Платоновича Зубова, первого директора Гатчинского дворцамузея, принадлежавшего к знаменитому дворянскому роду, почти полвека прожившего в эмиграции. Книга Валентина Платоновича «Павел I» вышла из печати за границей в 1963 году, а в 2007м в переводе В.А.Семенова увидела, наконец, свет на русском языке (СПб., 2007). Вообще же, читателя, выказавшего углубленный интерес к историографии проблемы, мы отсылаем к монографии А.В.Скоробогатова «Павел Первый в российской исторической литературе» (Казань, 1999).
К сожалению, многие мифы и анекдоты об императоре Павле I по сей день продолжают тиражироваться в научнопопулярной и справочно­энциклопедической литературе, в исторической романистике. Целый ряд существующих мифов будет подвергнут критическому анализу на страницах настоящей книги, однако уже сейчас мне хотелось бы обратить внимание читателя на два немаловажных обстоятельства, в определенной мере обусловивших их появление.
Во­первых, как известно, Павел Петрович весьма прочувствованно относился к разного рода мистическим предзнаменованиям, к «вещим» снам, к предсказаниям людей, наделенных даром предвидения. Петербург с его особой энергетикой сам по себе навевал мысли о нетленном вечном и clopinclopant преходящем, о неизбежном конце непродолжительного земного бытия и, без сомнения, заслуженной бесконечной загробной жизни. Любопытно, что император, в высшей степени серьезно относившийся к предначертаниям столичных «Божьих людей» (о главном «душесмутителе» монарха загадочном монахе Авеле и святой блаженной Ксении Петербургской мы еще поговорим), не игнорировал предсказаний, сделанных иногородними прорицателями. Согласно одной из легенд, однажды, будучи в Москве, он посетил Шереметевский дворец и, гуляя в парке, встретил одинокую старушку, которая оказалась знаменитой среди современников «Останкинской вещуньей». Она, как и упомянутый Авель, назвала государю точную дату его кончины, а также указала место, где это произойдет. Надо полагать, Павел Петрович, прекрасно знавший отечественную историю, помнил о том, что некие «вещуньи» абсолютно точно (если верить преданию) предсказали, когда «почит в Бозе» Иван IV Васильевич, прозванный Грозным, знал о прорицаниях старицы Олены, правильно предсказавшей скорую кончину Бориса Федоровича Годунова и напророчившая Юрию Богдановичу Отрепьеву (Лжедмитрию I) смерть на свадебном пиру.
Во­вторых, во время царствования Павла I весьма своеобразно проявился феномен самозванства, о котором мы еще будем иметь возможность поговорить: полицией были выявлены «самозванцыобъявители» фальсифицированных императорских указов, касавшихся «формы и цвета одежд, головных уборов, упряжи, езды и прочего». Эти мнимые указы, по свидетельству мемуариста, «повергли население столицы в тревожное положение». Сложившейся ситуацией незамедлили воспользоваться мошенники, которые «с целью лихоимства» стали предъявлять мнимые указы и распоряжения императора. Двое таких «объявителей небывалых актов верховной власти» были изловлены полицией.
Во всеподданнейшем рапорте от 9 октября 1800 года на Высочайшее имя петербургского оберполицмейстера генерал­лейтенанта Антона Михайловича Рачинского, к слову, бывшего «гатчинца», говорилось: «Узнав, что в летнем саду ходит человек, который, останавливая людей, кои ходят в шляпах и кушаках, под стращанием наказания берет с них деньги, я приложил старания к отысканию его, который ныне и пойман; по приводе ж мне признался, что он отставной канцелярист Александр Андреев, от роду ему 17й год, сочинил себе сам фальшивую копию с приказа, в коем назвал себя Летнего сада коммисаром (так в оригинале. — А. Т.) Зверевым, и предписывающем ему смотреть за садом и „наблюдать, чтобы купцы, мещане и крестьяне не входили в сей сад в кушаке и шляпе, а ежели кто будет усмотрен, то с таковыми поступать по силе приказания: высечь плетьми и отдать в смирительный дом“. С сим приказом ходил в Летний сад, удерживал людей, кои шли в шляпе или кушаке, показывал им приказ, делая вид, будто хочет их отдать на гауптвахту под караул; но напоследок, по просьбам тех устращенных им людей, отпущал, брав за это с них деньги по 50 копеек, по рублю и более, в чем дважды с ним был товарищем отставной же канцелярист Иван Степанов, коему тож настоящее свое звание не объявил. Денег собрал он до 30ти рублей, кои промотал; приказ же отыскан, равно и Степанов взят и посажен под караул до окончания следствия, о чем Вашему Императорскому Величеству счастие имею всеподданнейше донести». Этот документ в 1873 году был опубликован в журнале «Русская старина» (Т. 7. С. 717–718).
Случаи подобного самозванства были не единичны. Кроме того, враги Павла Петровича, намеревавшиеся устранить его от управления страной, руководствовавшиеся соображениями политического порядка и всеми силами стремившиеся дискредитировать императора в глазах общества, предприняли немало усилий, чтобы многие запретительные указы и распоряжения, обреченного, казалось, на нелюбовь подданных государя, приобрели анекдотические оттенки.
Мифы, связанные с Павловской эпохой, многообразны. Чего стоит одна только легенда о том, что когда бальи Мальтийского ордена Джулио Ренато Литта, именовавшийся в России Юлием Помпеевичем, передал Павлу I просьбу рыцарей принять Орден под свое покровительство, произошло воистину невероятное. Вожделевший звания Великого магистра русский император, целуя крест, увидел якобы в венке из роз в центре Мальтийского креста засиявшую таинственным светом надпись Ave, то есть «Здравствуй». Когда же Петр Алексеевич фон дер Пален, один из персонажей нашего дальнейшего повествования, на этом же кресте принес ложную клятву, то он, по преданию, узрел «осиянную» светом надпись Cave, что означало «Берегись».
В последние годы интерес к личности и исторической судьбе Павла Петровича неизмеримо возрос и приобрел весьма своеобразные очертания. Так, к примеру, инициативная группа, сформированная на базе Петербургской гимназии № 209 Центрального района (размещающаяся в здании бывшего Павловского женского института, учрежденного по воле императора), начиная с 2008 года выступает за присвоение этому учебному заведению имени Павла I. В вестибюле помещены портреты Павла Петровича и его супруги Марии Федоровны. 17 ноября 2009 года в гимназии прошла конференция, приуроченная к 255й годовщине со дня рождения государя и к 250й — со дня рождения его жены. Цель конференции, в которой приняли участие педагоги и учащиеся, представители общественности, состояла в том, чтобы привлечь внимание к фигуре Павла I, ознакомиться с современными оценками его правительственной деятельности.
К написанию этой книги, помимо прочего, меня подвигло то немаловажное обстоятельство, что молодое поколение россиян (в большей мере мне знакомы соотечественники и иностранцы, представляющие студенческое братство) во многом продолжает руководствоваться устоявшимися стереотипами, в соответствии с которыми Павел Петрович ассоциируется с жестоким деспотом, принесшим Отечеству нашему немало бед.
Не так давно автор этих строк, много лет читающий лекции студентам, провел анонимный опрос студентов факультета филологии и искусств СанктПетербургского государственного университета. Еще до того, как я сам высказал свое мнение об императоре Павле I на лекциях, я предложил студентам поделиться своими представлениями о нем, ответив на вопрос, какие эмоции у них вызывает (если вызывает вообще) этот исторический персонаж. За десять минут одни написали по несколько четко сформулированных строчек, а другие — целые сочинения, занявшие полторы­две страницы убористого текста. Спектр высказанных мнений оказался чрезвычайно широк, а оттенки эмоционального восприятия императора многообразны.
Ряд студентов выказали мнение, что император Павел I является отрицательным персонажем русской истории, человеком жестоким, завистливым и несправедливым. Виной всему безапелляционные оценки, дававшиеся во время изучения школьного курса. «Хвала его сыну за свержение отца. Неизвестно, куда завел бы Россию Павел», — так написал один из универсантов. А вот еще одно мнение: «В моей памяти Павел I остался человеком слабым и трусливым. Даже не знаю, почему, просто, наверное, такую характеристику когда­то мне дали в гимназии». Некоторые назвали его «помешанным на собственной безопасности», «человеком с плохим характером», «знаменитым только тем, что никому не доверял, подозревал всех в заговоре».
Другие, наоборот, оценили императора положительно. Отметили, что это был совсем не глупый человек, проводивший разумные реформы, храбрый, «не боявшийся всеобщего недовольства, гнева и мести», являвшийся образцом для подражания. Одно из переданных мне «сочинений» гласит: «Павел — человек, заботившийся о благополучии своего народа. Ранимый, но тщательно скрывавший это под маской жестокосердности. Возможно, человек с душевной психологической травмой, несчастный по своей сути». Один из студентов назвал Павла человеком, который «отвечал не только за самого себя и не только за свою семью, а за великую страну, за родину великих деяний и мыслей». Было также высказано мнение, что Павел Петрович — «олицетворение высокого благородства, воспитанности, чистосердечия».
Очень многие выказали свое отношение к Павлу Петровичу как неоднозначное. Охарактеризовали его и как «большого ребенка», чем­то напомнившего одному из респондентов В.И.Ленина, и как человека, придерживавшегося нетрадиционной сексуальной ориентации, и как несчастного мужа, погибшего от рук своей коварной супруги, и как просто противоречивую фигуру, отличающуюся живостью, властностью, ранимостью, являвшую собой антипод Ивану Грозному. Одна из студенток написала: «Он похож на печальную собаку, серую и невзрачную, а еще, наверное, злую». У некоторых этот исторический персонаж «вызывает восторг и в то же время некую настороженность», ибо является человеком «с одной стороны, жестоким, а с другой — любящим и заботливым». Один из моих студентов, придерживающийся двойственного отношения к императору, задался вопросом: «Ведь за что­то его убили?» И тут же сам предположил, что, скорее всего, «изза власти». «Мое отношение к Павлу I откровенно не однозначное, но, видимо, изза общепринятого мнения я склоняюсь к отрицательной его оценке» — так написано на одном из переданных мне листков.
Не могу не воспроизвести еще одно суждение об императоре: «Думаю, он был, как и большинство мужчин, которые выросли под крылом у очень сильной женщины (имею в виду его мать). Очень тонко все чувствующий и много думающий. Очень не простой. Желающий сделать многое, но в то же время подетски незащищенный».
Не скрою, я и сам, как мои студенты, как многие мои друзья и коллеги, не сторонник категоричной расстановки плюсов и минусов применительно к фигуре одного из самых загадочных российских императоров. Хотя симпатии в моем отношении Павла Петровича, безусловно, превалируют. Очень надеюсь, что предлагаемое вниманию читателей повествование поможет разобраться в том, что все­таки было доминантой личности государя.
В работе над рукописью мне существенно помогли близкие мне люди — коллеги, друзья и члены моей семьи. Выражаю искреннюю благодарность Кириллу Михайловичу Александрову, Владимиру Георгиевичу Данченко, Сергею Львовичу Фирсову, Владимиру Евгеньевичу Французову, моей жене Елене Сократовне Петровой. Отдельная благодарность моей маме — Валентине Федоровне Терещук (Ильиной), оказавшей неоценимую помощь в исторических разысканиях.

Много лет занимается энциклопедической работой. Возглавлял историческую редакцию трехтомного «Российского гуманитарного словаря» (М., 2002) и историческую редакцию энциклопедии «Три века Петербурга: XIX век» (СПб, 2003–2009. Т. 1–7), в первых пяти томах которой выступал также ответственным редактором. Под редакцией А.В.Терещука вышло более тридцати книг, в том числе энциклопедия «Русские в Северной Америке» (СПб., 2005). Ныне — главный редактор военно-исторического журнала «Новый Часовой», историко-документального альманаха «Русское прошлое», лингво-культурологического журнала «Studio». Продолжает преподавательскую деятельность, является доцентом филологического факультета Санкт-Петербургского государственного университета, читает курсы «Мифология русской истории и культуры», «Отечественная история», «История и культура русского зарубежья». Участвует в реализации кино и телепроектов, автор сценариев документально­публицистических фильмов.