Упрощенная HTML-версия
32
в даль от себя, и он очень лют сделался — пуще всего на
казнь рабов своих и на любовный блуд. Очень ещё в силе был,
а касательно наружности отлично красив, и будто бы не было
ни на дворне у него, ни по деревням его ни одной девушки,
какую бы он к себе, в свою сераль, на первую ночь не требовал.
Ну вот и впал он в самый страшный грех: польстился даже на
новобрачную сына своего родного. Тот в Петербурге в царской
военной службе был, а когда нашёл себе суженую, получил от
родителя разрешение на брак и женился, то, стало быть, при-
ехал с новобрачной к нему на поклон, в эти самые Крутые Горы.
А он и прельстись на неё. Про любовь, сударь, недаром поётся:
Жар любви во всяком царстве,
Любится земной весь круг…
И какой же может быть грех, если хоть и старый человек мыш-
лит о любимой, вздыхает о ней? Да ведь тут-то дело совсем иное
было, тут вроде как родная дочь была, а он на блуд простирал
алчные свои намерения.
— Ну и что же?
— А то, сударь, что, заметивши такой родительский умысел,
решил молодой князь тайком бежать. Подговорил конюхов, зада-
рил их всячески, приказал к полночи запрячь тройку порезвей,
вышел, крадучись, как только заснул старый князь, из родного
дома, вывел молодую жену — и был таков. Только старый князь
и не думал спать: он ещё с вечера всё узнал от своих наушни-
ков и немедля в погоню пошёл. Ночь, мороз несказанный, аж
кольцо округ месяца лежит, снегов в степи выше роста челове-
ческого, а ему всё нипочём: летит, весь увешанный саблями и
пистолетами, верхом на коне, рядом со своим любимым доез-
жачим, и уж видит впереди тройку с сыном. Кричит, как орёл:
стой, стрелять буду! А там не слушают, гонят тройку во весь дух
и пыл. Стал тогда старый князь стрелять в лошадей и убил на
скаку сперва одну пристяжную, правую, потом другую, левую,
и уж хотел коренника свалить, да глянул вбок и видит: несётся