Упрощенная HTML-версия
26
Липа над нами ловила солнце в свою зеленую сеть, день обещал
жару, счастье. Неожиданно раздались голоса, резкие, грубые, им
откликнулись другие, слева, справа, быстро приближаясь.
Я встал, увидел головы солдат в пилотках. Они надвигались це-
пью, останавливались, вкапывали какие-то знаки. К нам подошел
младший лейтенант, один кубик в петлицах, сказал:
— Уходите, здесь сейчас нельзя.
— Что такое? — спросил я.
— Война, — коротко бросил он и куда-то побежал.
Более дурацкой причины, чтобы нас выставить, никто бы не
придумал. Да и день не верил этому, он продолжался, распевая
птичьим гомоном.
Мы шли, бежали, хохоча, держась за руки, и Римма была еще
соблазнительней.
Возвращались под вечер. Поезд был переполнен. Мы стояли
в тамбуре, прижатые друг к другу, радуясь этому. Кругом говорили
про войну, бомбардировки. Война с кем — с немцами? Я удивлялся,
не верил, но уже понимал, что это правда. Что означает эта правда,
я не представлял, но порывы общей тревоги наконец настигли нас.
Неизвестно, как бы развивался наш роман, возможно, он быстро
истощился бы, как бывало у меня, молодость жаждала новых и но-
вых влюбленностей.
С вокзала я поехал на завод. Надо было убедиться, осознать не-
вероятность того, о чем говорили.
На заводе уже записывались в ополчение. К дверям парткома и
комитета комсомола стояли очереди. Я тоже решил записаться: как
же, война — и без меня.
Трудно понять, чего тут было больше — тщеславия, патриотиз-
ма, авантюрности. Войну-то я воспринимал не всерьез. Представил-
ся счастливый случай прогуляться по Германии, проучить фаши-
стов.
Авантюрность моя проявлялась неожиданно, в причудливых
формах. Как-то раз, узнав о приезде в Ленинград Юрия Олеши,
я отправился к нему в гостиницу «Европейская». Зачем, для чего —