20
— Но ведь не я одна, а никто в нашей областной парторганиза-
ции не выступал против него…
— Не беспокойтесь, каждый ответит за себя. А сейчас речь идет
о вас!
— Но ведь ему доверял обком партии. Коммунисты выбрали его
членом горкома.
— Вы должны были сигнализировать, что это неправильно. Для
этого вам и дано высшее образование и ученое звание.
— А разве уже доказано, что он троцкист?
Последний наивный вопрос вызвал взрыв священного негодова-
ния.
— Но ведь он арестован! Неужели вы думаете, что кого-нибудь
арестовывают, если нет точных данных?
На всю жизнь я запомнила все детали этого собрания, замеча-
тельного для меня тем, что на нем я впервые столкнулась с тем
нарушением логики и здравого смысла, которому я не уставала
удивляться в течение всех последующих 20 с лишком лет, до самого
XX съезда партии или, по крайней мере, до сентябрьского Пленума
1953 года.
…В перерыве партийного собрания я зашла в свой редакцион-
ный кабинет. Хотелось побыть одной, обдумать дальнейшее поведе-
ние. Как держаться, чтобы не уронить своего партийного и челове-
ческого достоинства? Щеки мои пылали. Минутами казалось, что
схожу с ума от боли незаслуженных обвинений.
Скрипнула дверь. Вошла редакционная стенографистка Алек-
сандра Александровна. Я часто диктовала ей. Жили с ней дружно.
Пожилая, замкнутая, пережившая какую-то личную неудачу, она
была привязана ко мне.
— Вы неправильно ведете себя, Е. С. Признавайте себя виновной.
Кайтесь.
— Но я ни в чем не виновата. Зачем же лгать партийному собра-
нию?
— Все равно вам сейчас вынесут выговор. Политический выго-
вор. Это очень плохо. А вы еще не каетесь. Лишнее осложнение.