Упрощенная HTML-версия
23
На обратном пути я зашел, как всегда, в часовню и приложился
ко всем иконам, «чтобы все было хорошо». И тут была мысль о Зина
иде. Старичок в скуфейке потрепал меня по плечу:
— Пошлет тебе Угодник-батюшка за твое рвение!
Я так растрогался, что положил на тарелочку копейку, и у меня
не хватило на верхушку конки. Дорогой я сокрушенно думал, что
Бог, пожалуй, накажет за такие мысли. Вот и иду пешком, — может
быть, в наказание? И стало жутко: не провалиться бы на экзаменах!
Дома я взялся опять за книгу. Дочитав, как Володя прыгнул
с высокой оранжереи к ее ногам и как она осыпала его поцелуями,
я почувствовал такое волнение, что заструились буквы и страшно
забилось сердце. Я испугался, что сейчас будет разрыв сердца, как
у нашего булочника под Пасху, и стал креститься, призывая вели-
комученицу Варвару. «Может быть, это предупреждение, за дурные
мысли? Господи, отпусти мне грехи мои!» Мне стало легче. Я намо-
чил лоб квасом и пошел прохладиться в садик.
Я обежал его раза три, но мысли меня не оставляли. «Милая!..» —
говорил я в небо, лаская словом. И то, что вчера случилось, казалось
теперь чудесным.
Вчера я ходил по садику, разбивал каблуками лед. Самая-то по-
следняя полоска, и вот — весна. На сарае сидел наш Рыжий, кошачью
весну правил, как говорила Паша. И вдруг я услышал возглас: «Боже
мой, они раздерут Мику! Ми-ка! Мика!» От этого я вздрогнул. Это был
нежный голос, небесный голос! Он потянулся к сердцу, и сердце мое
заколотилось. «Ради бога, молодой человек... пугните оттуда Мику...
забегите сзади и пугните!» Я вертел головой и ничего не видел. Какая
Мика? Откуда голос?! «Ах!.. — услыхал я капризный шепот, — какой
вы... право! Да она же на столбике, в голубом бантике! Ну, кошечка!»
И я наконец-то понял: кричали от соседей, за забором.
Рыжий уже поднялся и шел по крыше. На беседке, разинув пасть,
горбился и водил хвостом незнакомый мне черный кот, встрепанный
и колючий, злобный. А между ними, на столбушке забора, вылизыва-
ла грудку Мика, в голубом бантике. Я сразу сообразил, в чем дело.