29
Первые шесть лет, о которых у Ивана не осталось никаких вос-
поминаний, он прожил в бедности. Мать его была слаба здоровьем,
хозяйство совсем запустила, жила кое-как, перебиваясь с хлеба на
воду, пока не утонула однажды в реке. Пошла в начале зимы поло-
скать на Волге белье и провалилась. Именно к этому времени и от-
носятся первые воспоминания Чонкина о себе и окружающем мире.
Иван не остался один, его приютили бездетные соседи и одно-
фамильцы, а может быть, даже родственники — Чонкины. У них
не было детей много лет, они даже подумывали, не взять ли кого из
приюта, а тут подвернулся такой вот случай. Чонкина одели, обули,
а когда он малость подрос, стали приучать понемногу к хозяйству.
То сено пошлют ворошить, то картошку в погребе перебирать, то еще
чего по хозяйству. За это и поплатились.
В известное время стали искать в деревне кулаков, да ни одного
не могли найти. А приказано было найти обязательно, хотя бы для
примера. Тогда нашли Чонкиных, которые эксплуатировали чужой,
да к тому же еще и детский, труд. Чонкиных сослали, а Иван попал
в детский дом, где его больше двух лет почем зря мучили арифме-
тикой. Сначала он все это покорно переносил, но, когда дело дошло
до деления целых чисел с остатком, не выдержал и дал деру в свою
родную деревню.
К тому времени он уже немного подрос и у него доставало сил,
чтобы затянуть супонь. Ему дали лошадь и послали работать на
молочно-товарную ферму. И, не забывая о высоком происхождении
Чонкина, говорили:
— Князь, запряжешь Чалого, поедешь навоз возить.
В армии его так не звали, потому что не знали этого прозвища,
а в облике его ничего княжеского не было. Командир батальона
Пахомов, встретив Чонкина в первый раз, сказал не задумываясь:
— На конюшню.
Сказал как приклеил. На конюшне Чонкину было самое место.
С тех пор он и ездил все время на лошади — возил на кухню дрова
и картошку. Со службой своей он освоился быстро и быстро усвоил
ее основные законы, как, например: «Боец спит — служба идет», «Не
спеши выполнять приказание, его могут и отменить» и т. д. и т. п.