Упрощенная HTML-версия
14
и сказать, чтобы она сказала им, чтоб хоть теперь-то они перестали
меня преследовать. Что за гнусность, в самом деле.
Надо сейчас попробовать кое-что сделать для радио. Надо же
пока жить… Там все видно будет, а пока жив Коля, буду жить и я.
Надо жить, надо раздавить проклятого Гитлера.
4/VII–41
Очерк прошел с очень небольшими и, конечно, ненужными по-
правками.
Надо написать обращение к женщинам всего мира и Сов<ет-
ского> Союза, которое подпишут самые известные наши женщины, —
это инициатива Ахматовой. Она чудесная, она настоящая русская
женщина, патриотка, в самом высоком смысле этого слова.
Надо написать его очень хорошо, но сил нет, устала смертельно.
Устаешь, конечно, от непрерывного внутреннего напряжения, от
дум, от тянущего сердце страха.
Не буду здесь ничего писать о Коле, от которого все нет и нет
никаких известий. Не буду писать, потому что, когда я думаю, что
уже больше не увижу его, — мне приходит мысль о немедленном
самоубийстве — «зачем же ждать»?.. Но я должна ждать. И не толь-
ко ждать — я должна поддерживать испуганных людей, должна
прятать свой страх, должна стараться вызывать у них улыбку или
подъем духа. Зачем и почему? Затем, что я жила для этого. Мне все
вспоминается в эти дни — мое пребывание в тюрьме. Как тогда —
испытание, только в сотни раз сильнейшее, разлука с Колей, только
более страшное, испуганные люди. Ведь сумела же я тогда дождать-
ся, — и Коли, и выхода на волю, сумела же поддержать людей. Сей-
час — в сотни раз все огромней.
Я должна суметь и сейчас.
Когда вернется Коля (он должен выжить и вернуться!) — я рас-
скажу ему об этом, и он будет горд и счастлив мною.
А если гибель… .
НЕТ! НЕТ, НЕ МОЖЕТ ЭТОГО БЫТЬ!