Упрощенная HTML-версия
28
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
трепетали. Был он до безумия строг, «бросался на людей», как
говорили каторжные. Всего более страшились они в нем его
проницательного, рысьего взгляда, от которого нельзя было
ничего утаить. Он видел как-то не глядя. Входя в острог, он уже
знал, что делается на другом конце его. Арестанты звали его
восьмиглазым. Его система была ложная. Он только озлоблял
уже озлобленных людей своими бешеными, злыми поступками,
и если б не было над ним коменданта, человека благородного
и рассудительного, умерявшего иногда его дикие выходки, то
он бы наделал больших бед своим управлением. Не понимаю,
как он мог кончить благополучно; он вышел в отставку жив и
здоров, хотя, впрочем, и был отдан под суд.
Арестант побледнел, когда его кликнули. Обыкновенно он
молча и решительно ложился под розги, молча терпел нака-
зание и вставал после наказания как встрепанный, хладнок-
ровно и философски смотря на приключившуюся неудачу. С
ним, впрочем, поступали всегда осторожно. Но на этот раз он
считал себя почему-то правым. Он побледнел и, тихонько от
конвоя, успел сунуть в рукав острый английский сапожныйнож.
Ножи и всякие острые инструменты страшно запрещались в
остроге. Обыски были частые, неожиданные и нешуточные,
наказания жестокие; но так как трудно отыскать у вора, когда
тот решится что-нибудь особенно спрятать, и так как ножи и
инструменты были всегдашнеюнеобходимостью в остроге, то,
несмотря на обыски, они не переводились. А если и отбира-
лись, то немедленно заводились новые. Вся каторга бросилась
к забору и с замиранием сердца смотрела сквозь щели паль. Все
знали, что Петров в этот раз не захочет лечь под розги и что
майору пришел конец. Но в самую решительную минуту наш
майор сел на дрожки и уехал, поручив исполнение экзекуции
другому офицеру. «Сам бог спас!» — говорили потом арестанты.
Что касается доПетрова, он преспокойно вытерпел наказание.
Его гнев прошел с отъездоммайора. Арестант послушен и поко-