31
АРАП ПЕТРА ВЕЛИКОГО
ее толкнул, дверь отворилась — и увидели Наташу, в обмороке
простертую на окровавленном полу.
Сердце в ней замерло, когда государь заперся с ее отцом.
Какое-то предчувствие шепнуло ей, что дело касается до нее,
и когда Гаврила Афанасьевич отослал ее, объявив, что должен
говорить ее тетке и деду, она не могла противиться влечению
женского любопытства, тихо через внутренние покои подкра-
лась к дверям опочивальни и не пропустила ни одного слова из
всего ужасного разговора; когда же услышала последние отцов-
ские слова, бедная девушка лишилась чувств и, падая, расшибла
голову о кованый сундук, где хранилось ее приданое.
Люди сбежались; Наташу подняли, понесли в ее светлицу и
положили на кровать. Через несколько времени она очнулась,
открыла глаза, но не узнала ни отца, ни тетки. Сильный жар об-
наружился, она твердила в бреду о царском арапе, о свадьбе —
и вдруг закричала жалобным и пронзительным голосом: — «Ва-
лериан, милый Валериан, жизнь моя! спаси меня: вот они, вот
они!..» Татьяна Афанасьевна с беспокойством взглянула на бра-
та, который побледнел, закусил губы и молча вышел из светли-
цы. Он возвратился к старому князю, который, не могши взойти
на лестницу, оставался внизу.
— Что Наташа? — спросил он.
— Худо, — отвечал огорченный отец, — хуже, чем я думал: она
в беспамятстве бредит Валерианом.
— Кто этот Валериан? — спросил встревоженный старик. —
Неужели тот сирота, стрелецкий сын, что воспитывался у тебя
в доме?
— Он сам, — отвечал Гаврила Афанасьевич. — На беду мою,
отец его во время бунта спас мне жизнь, и черт меня догадал при-
нять в свой дом проклятого волчонка. Когда, тому два году, по
его просьбе, записали его в полк, Наташа, прощаясь с ним, рас-
плакалась, а он стоял как окаменелый. Мне показалось это по-
дозрительным, и я говорил о том сестре. Но с тех пор Наташа
о нем не упоминала, а про него не было ни слуху ни духу. Я ду-
мал, она его забыла; ан, видно, нет. Решено: она выйдет за арапа.
Князь Лыков не противоречил: это было бы напрасно. Он
поехал домой; Татьяна Афанасьевна осталась у Наташиной по-
стели; Гаврила Афанасьевич, послав за лекарем, заперся в своей
комнате, и в его доме все стало тихо и печально.