26
            
            
              АРАП ПЕТРА ВЕЛИКОГО
            
            
              Подлинно, нынешние наряды на смех всему миру. Коли уж и вы,
            
            
              батюшки, обрили себе бороду и надели кургузый кафтан, так про
            
            
              женское тряпье толковать, конечно, нечего: а, право, жаль сара-
            
            
              фана, девичьей ленты и повойника. Ведь посмотреть на нынеш-
            
            
              них красавиц, и смех и жалость: волоски-то взбиты, что войлок,
            
            
              насалены, засыпаныфранцузской мукою, животик перетянут так,
            
            
              что еле не перервется, исподницы напялены на обручи: в колы-
            
            
              магу садятся бочком; в двери входят — нагибаются. Ни стать, ни
            
            
              сесть, ни дух перевести. Сущие мученицы, мои голубушки.
            
            
              — Ох, матушка Татьяна Афанасьевна, — сказал Кирила Пе-
            
            
              трович Т., бывший в Рязани воевода, где нажил себе 3000 душ и
            
            
              молодую жену, то и другое с грехом пополам. — По мне жена как
            
            
              хочешь одевайся: хоть кутафьей, хоть болдыханом; только б не
            
            
              каждый месяц заказывала себе новые платья, а прежние броса-
            
            
              ла новёшенькие. Бывало, внучке в приданое доставался бабуш-
            
            
              кин сарафан, а нынешние робронды — поглядишь — сегодня на
            
            
              барыне, а завтра на холопке. Что делать? разорение русскому дво-
            
            
              рянству! беда, да и только. — При сих словах он со вздохом по-
            
            
              смотрел на свою Марью Ильиничну, которой, казалось, вовсе не
            
            
              нравились ни похвалы старине, ни порицания новейших обыча-
            
            
              ев. Прочие красавицы разделяли ее неудовольствие, но молча-
            
            
              ли, ибо скромность почиталась тогда необходимой принадлеж-
            
            
              ностию молодой женщины.
            
            
              — А кто виноват, — сказал Гаврила Афанасьевич, напеня круж-
            
            
              ку кислых щей. — Не мы ли сами? Молоденькие бабы дурачатся,
            
            
              а мы им потакаем.
            
            
              — А что нам делать, коли не наша воля? — возразил Кирила Пе-
            
            
              трович. — Иной бы рад был запереть жену в тереме, а ее с барабан-
            
            
              ным боем требуют на ассамблею; муж за плетку, а жена за наряды.
            
            
              Ох, ужэти ассамблеи! наказалнас ими господь за прегрешениянаши.
            
            
              Марья Ильинична сидела как на иголках: язык у нее так и
            
            
              свербел; наконец она не вытерпела и, обратясь к мужу, спросила
            
            
              его с кисленькой улыбкою, что находит он дурного в ассамблеях?
            
            
              — А то в них дурно, — отвечал разгоряченный супруг, — что
            
            
              с тех пор, как они завелись, мужья не сладят с женами. Жены по-
            
            
              забыли слово апостольское:
            
            
              
                жена да убоится своего мужа;
              
            
            
              хлопочут
            
            
              не о хозяйстве, а об обновах; не думают, как бы мужу угодить,
            
            
              а как бы приглянуться офицерам вертопрахам. Да и прилично
            
            
              ли, сударыня, русской боярыне или боярышне находиться вместе