25
?Г Л А В А I
остановился у двери, прислушался. За ней было темно и тихо, как
в могиле.
И все-таки мне не хотелось уходить отсюда; я медлил, пере-
бирая в уме все мыслимые беды, которые могли грозить ребен-
ку, — пожар, ограбление и даже смерть от руки убийцы. У меня
было такое чувство, что стоит мне только отойти от этого дома —
и его постигнет несчастье. Вот где-то хлопнули не то дверью,
не то окном… И, перейдя улицу, я снова стал перед лавкой анти-
квара и снова осмотрел ее… Нет, здесь все тихо. Дом стоит по-
прежнему темный, холодный, без малейших признаков жизни.
Прохожие попадались мне редко. Унылая, мрачная улица
была почти в полном моем распоряжении. Лишь изредка про-
бежит какой-нибудь запоздалый театрал, да кой-когда свернешь
с тротуара, уступая дорогу пьяному, который горланит что есть
мочи и, шатаясь, бредет домой. Впрочем, и такие прохожие
были редки, а вскоре даже их не стало. Пробило час ночи, а я все
шагал и шагал по этой улице, всякий раз давая себе слово, что
сейчас уйду, и тут же нарушая его под каким-нибудь новым пред-
логом.
Речи старика, да и сам он, не выходили у меня из головы, а то,
что я видел и слышал у него в доме, с каждой минутой казалось
мне все непонятнее. Ночные отлучки старого антиквара были
в высшей степени подозрительны. Я узнал о них только благода-
ря простодушной откровенности девочки; старик слышал, что
она сказала, заметил мое явное недоумение, но все же промол-
чал, не потрудившись объяснить мне свою тайну. И чем больше
я раздумывал над этим, тем явственнее возникали передо мной
его измученное лицо, рассеянность, блуждающий, неспокойный
взгляд. Почему бы ему не совмещать в душе любовь к внучке с са-
мым черным злодейством? Да разве любовь эта не противоречит
сама себе, если он способен оставлять девочку одну на ночь? Но
при всем моем недоверии к старику я ни на минуту не сомневался
в искренности его чувства к ней. Я даже не мог допустить подоб-
ных сомнений, вспоминая наш разговор, вспоминая, с какой неж-
ностью звучало ее имя в его устах.