Упрощенная HTML-версия
20
Ч А С Т Ь П Е Р В А Я
об этом после. Замечу лишь, что это был человек даже совестли-
вый (то есть иногда), а потому часто грустил. В продолжение всей
двадцатилетней дружбы с Варварой Петровной он раза по три и
по четыре в год регулярно впадал в так называемую между нами
«гражданскую скорбь», то есть просто в хандру, но словечко это
нравилось многоуважаемой Варваре Петровне. Впоследствии, кроме
гражданской скорби, он стал впадать и в шампанское; но чуткая
Варвара Петровна всю жизнь охраняла его от всех тривиальных
наклонностей. Да он и нуждался в няньке, потому что становился
иногда очень странен: в средине самой возвышенной скорби он
вдруг зачинал смеяться самым простонароднейшим образом.
Находили минуты, что даже о самом себе начинал выражаться
в юмористическом смысле. Но ничего так не боялась Варвара
Петровна, как юмористического смысла. Это была женщина-
классик, женщина-меценатка, действовавшая в видах одних лишь
высших соображений. Капитально было двадцатилетнее влияние
этой высшей дамы на ее бедного друга. О ней надо бы поговорить
особенно, что я и сделаю.
III
Есть дружбы странные: оба друга один другого почти съесть
хотят, всю жизнь так живут, а между тем расстаться не могут.
Расстаться даже никак нельзя: раскапризившийся и разорвавший
связь друг первый же заболеет и, пожалуй, умрет, если это случит-
ся. Я положительно знаю, что Степан Трофимович несколько раз,
и иногда после самых интимных излияний глаз на глаз с Варварой
Петровной, по уходе ее вдруг вскакивал с дивана и начинал колотить
кулаками в стену.
Происходило это без малейшей аллегории, так даже, что од-
нажды отбил от стены штукатурку. Может быть, спросят: как
мог я узнать такую тонкую подробность? А что, если я сам бывал
свидетелем? Что, если сам Степан Трофимович неоднократно
рыдал на моем плече, в ярких красках рисуя предо мной всю свою