32
тошной муке подумал о том, что проще всего было бы изгнать с бал-
кона этого странного разбойника, произнеся только два слова: «Пове-
сить его». Изгнать и конвой, уйти из колоннады внутрь дворца, велеть
затемнить комнату, повалиться на ложе, потребовать холодной воды,
жалобным голосом позвать собаку Банга, пожаловаться ей на геми-
кранию. И мысль об яде вдруг соблазнительно мелькнула в больной
голове прокуратора.
Он смотрел мутными глазами на арестованного и некоторое вре-
мя молчал, мучительно вспоминая, зачем на утреннем безжалостном
ершалаимском солнцепеке стоит перед ним арестант с обезображен-
ным побоями лицом и какие еще никому не нужные вопросы ему
придется задавать.
— Левий Матвей? — хриплым голосом спросил больной и за-
крыл глаза.
— Да, Левий Матвей, — донесся до него высокий, мучающий его
голос.
— А вот что ты все-таки говорил про храм толпе на базаре?
Голос отвечавшего, казалось, колол Пилату в висок, был невыра-
зимо мучителен, и этот голос говорил:
— Я, игемон, говорил о том, что рухнет храм старой веры и со
здастся новый храм истины. Сказал так, чтобы было понятнее.
— Зачем же ты, бродяга, на базаре смущал народ, рассказывая про
истину, о которой ты не имеешь представления? Что такое истина?
И тут прокуратор подумал: «О боги мои! Я спрашиваю его о чем-
то ненужном на суде… Мой ум не служит мне больше…» И опять
померещилась ему чаша с темной жидкостью. «Яду мне, яду…»
И вновь он услышал голос:
— Истина прежде всего в том, что у тебя болит голова, и болит
так сильно, что ты малодушно помышляешь о смерти. Ты не только
не в силах говорить со мной, но тебе трудно даже глядеть на меня.
И сейчас я невольно являюсь твоим палачом, что меня огорчает. Ты
не можешь даже и думать о чем-нибудь и мечтаешь только о том,
чтобы пришла твоя собака, единственное, по-видимому, существо,
к которому ты привязан. Но мучения твои сейчас кончатся, голова
пройдет.
Секретарь вытаращил глаза на арестанта и не дописал слова.
Пилат поднял мученические глаза на арестанта и увидел, что
солнце уже довольно высоко стоит над гипподромом, что луч про-
брался в колоннаду и подползает к стоптанным сандалиям Иешуа,
что тот сторонится от солнца.