ПИСАТЕЛЬ БУДУЩЕГО
23
и опять остался без шапки. Мало того, Дукач не надавал ему, как ожидалось, по шее,
а вырвал клок волос, после чего Агап ходил по селу с огромной лысиной сбоку.
В селе ненавидели Дукача за жадность и жестокость нрава, но «добрые люди» не
могли даже сказать, «что ему отплатится на детях: детей у него не было». Как вдруг
разнесся слух, что уже немолодая Дукачиха ждет ребенка, и «давно утомленная
ожиданием общественная совесть ждала себе близкого удовлетворения». Во всем селе
никто не пожелал идти в кумовья, то есть в крестные мальчика, кроме женщины,
слывшей ведьмою. Невозможно пересказать все это некороткое повествование, но
случилось так, что сани с ребенком попали во время разыгравшейся снежной бури
в замет, не добрались до церкви, и его окрестила только «ведьма» своим собственным
крестом и снегом вместо святой воды. Дукачу об этом «ведьма» сказать не посмела.
Мальчика Савку отдали в духовное училище, где никто не знал, что он некрещеный,
а после училища был он определен священником в свое село.
Поп из некрещеного Саввы вышел самый отличный. Он накладывал на про-
винившихся баб только одну епитимью: покормить сирот или сшить им порточки.
Словом, все его полюбили, и когда раскрылось не вполне церковное его крещение
и попа отстранили, все село стало за него горой. Казаки пошли к архиерею просить
за дорогого им попа:
— …Горе у нас большое, мы до архиерея спешим…
— А что вам надо сделать?
— А чтобы он нам некрещеного попа оставил, а то мы такие несчастливые, що
в турки пидемо.
— Как в турки пидете! Туркам нельзя горелки пить.
— А мы ее всю вперед сразу выпьем.
В конце концов, казаки отстояли своего пастыря.
В русской литературе мало историй смешнее и трогательнее истории некре-
щеного попа.
Юмор Лескова идет от Гоголя. Тем не менее, это совершенно новая система
юмора. Можно сказать, что в гоголевский юмор Лесков впустил новое качество —
люсидность.
Неудачи?
Лесков — великий писатель. Но и у великих бывают свои неудачи — неудачи,
которые могли бы другому принести мировую известность.
Не вполне удачны те вещи, где он клонится к бытописательству: «Тупейный ху-
дожник», «Леди Макбет Мценского уезда» (при замечательных названиях), «Воитель-
ница» и другие. В их текстах Лесков был слишком близок во времени к своему
читателю, и тот искал там своего реального отображения, а не находя, сердился
на автора. Неудачу можно объяснить тем, что здесь писатель отошел от своего ме-
тода, от метода нашей великой литературы «писать жизнь не в формах жизни».