Упрощенная HTML-версия
20
ВЛАДИМИР МАРАМЗИН
Язык у Лескова — поистине главное действующее лицо. Его язык сам по себе,
даже без помощи сюжетных ходов, устанавливает связи между персонажами. Он
незаметно выдает нам нравственные устои и пристрастия автора. В этом Лесков
идет от Гоголя, но изобретает свои собственные пути. Безудержная фантазия,
управляющая языком Гоголя и часто вовлекающая его в развернутые метафоры на
полстраницы (например, в «Мертвых душах», описание танцоров во фраках на балу
у губернатора, как черных мух, слетевшихся на сахар; топчущиеся в бессознательном
танце старухи в «Сорочинской ярмарке» и др.), сменяется у Лескова безудержными
по привлечению разномастных свидетельств, но всегда четко организованными
формулировками. Лесков — великий мастер формулировок.
Картина мира, по Лескову, это «Божие страшное великолепие».
«Чрева ради юродивый» определяет он случайного эмигранта Шерамура,
всю жизнь голодавшего, который, едва поднявшись на ноги в Париже, начинает
кормить всех, кому «жрать» хочется.
Самый, вроде бы, простой каламбур у Лескова наполняется новым смыслом.
«Не так страшен черт, как его малютки» — казалось бы, оговорка, но ведь верно:
часто аколиты, приспешники куда опасней их верховного негодяя.
«Вещелюбивый» называет он скупца и стяжателя.
«Пейзаж и жанр» — самоирония при определении жанра прозы.
«Поза рожи грустная»
*
повторяет у него герой «Заячьего ремиза». «Жизнь
кончилась, начинается житие» — говорит протоиерей Туберозов в «Соборянах»,
отбыв свое наказание в церковных «органах». Эта формулировка на долгое время
станет любимой у русских эмигрантов третьей волны.
Приемный сын зовет свою приемную мать «второродительницей». В одном
из рассказов сообщается: заходил знакомый протопоп «и на всех священноябед-
ничал»
.
В провинциальном городке появляется пугающее обывателя существо:
«приходимая крошка» (из неверно услышанной, но правильно понятой песенки
«Приходи, моя крошка!»).
С Гоголем сближает Лескова и знание других славянских языков, украинского
и польского, скрытые или явные из них заимствования, обогащающие русский.
Русского читателя поразит, например, лесковское сравнение: «такой мягкий чело-
век, что хоть его к больной ране прикладывай», а по-польски это просто расхожее
выражение, что называется, штамп
**
.
Взаимное смещение языка и мысли рождает новые смыслы, и для примеров
понадобился бы целый том.
Конечно, Лесков собирал услышанное и запоминал увиденное. Но не это
главное в системе его языка и юмора. Такие контаминации, как «керамида» (со-
единение слов «керамика» и «пирамида»), освежение слова за счет грамматической
ошибки, звучащей якобы как просторечие: «французинка» — все это просторечия
*
Любимое выражение в семье Бориса Вахтина.
**
«Czlowiek taki ze do rany przylozyc» или «Taki mily, ze choc do rany przylozyc!»