Упрощенная HTML-версия
21
I. МЕРТВЫЙ ДОМ
Входя в каждую казарму, он молился на образа и потом низко,
в пояс, откланивался товарищам, прося не поминать его лихом.
Помню я тоже, как однажды одного арестанта, прежде зажи-
точного сибирского мужика, раз под вечер позвали к воротам.
Полгода перед этим получил он известие, что бывшая его жена
вышла замуж, и крепко запечалился. Теперь она сама подъехала
к острогу, вызвала его и подала ему подаяние. Они поговорили
минуты две, оба всплакнули и простились навеки. Я видел его
лицо, когда он возвращался в казарму... Да, в этом месте можно
было научиться терпению.
Когда смеркалось, нас всех вводили в казармы, где и запира-
ли на всю ночь. Мне всегда было тяжело возвращаться со двора
в нашу казарму. Это была длинная, низкая и душная комната,
тускло освещенная сальными свечами, с тяжелым, удушающим
запахом. Не понимаю теперь, как я выжил в ней десять лет. На
нарах у меня было три доски: это было всё мое место. На этих же
нарах размещалось в одной нашей комнате человек тридцать на-
роду. Зимой запирали рано; часа четыре надо было ждать, пока
все засыпали. А до того — шум, гам, хохот, ругательства, звук це-
пей, чад и копоть, бритые головы, клейменные лица, лоскутные
платья, всё — обруганное, ошельмованное... да, живуч человек!
Человек есть существо ко всему привыкающее, и, я думаю, это
самое лучшее его определение.
Помещалось нас в остроге всего человек двести пятьдесят —
цифра почти постоянная. Одни приходили, другие кончали сро-
ки и уходили, третьи умирали. И какого народу тут не было! Я ду-
маю, каждая губерния, каждая полоса России имела тут своих
представителей. Были и инородцы, было несколько ссыльных
даже из кавказских горцев. Всё это разделялось по степени пре-
ступлений, а следовательно, по числу лет, определенных за пре-
ступление. Надо полагать, что не было такого преступления,
которое бы не имело здесь своего представителя. Главное основа-
ние всего острожного населения составляли ссыльнокаторжные