Упрощенная HTML-версия
14
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
однажды в один прекрасный летний вечер от Ивана Ивановича.
Вдруг мне вздумалось пригласить его на минутку к себе выкурить
папироску. Не могу описать, какой ужас выразился на лице его;
он совсем потерялся, начал бормотать какие-то бессвязные слова
и вдруг, злобно взглянув на меня, бросился бежать в противопо-
ложную сторону. Я даже удивился. С тех пор, встречаясь со мной,
он смотрел на меня как будто с каким-то испугом. Но я не унялся;
меня что-то тянуло к нему, и месяц спустя я ни с того ни с сего сам
зашел к Горянчикову. Разумеется, я поступил глупо и неделикат-
но. Он квартировал на самом краю города, у старухи мещанки,
у которой была больная в чахотке дочь, а у той незаконнорожден-
ная дочь, ребенок лет десяти, хорошенькая и веселенькая девоч-
ка. Александр Петрович сидел с ней и учил ее читать в ту минуту,
как я вошел к нему. Увидя меня, он до того смешался, как будто
я поймал его на каком-нибудь преступлении. Он растерялся со-
вершенно, вскочил со стула и глядел на меня во все глаза. Мы на-
конец уселись; он пристально следил за каждым моим взглядом,
как будто в каждом из них подозревал какой-нибудь особенный
таинственный смысл. Я догадался, что он был мнителен до су-
масшествия. Он с ненавистью глядел на меня, чуть не спрашивая:
«Да скоро ли ты уйдешь отсюда?» Я заговорил с ним о нашем го-
родке, о текущих новостях; он отмалчивался и злобно улыбался;
оказалось, что он не только не знал самых обыкновенных, всем
известных городских новостей, но даже не интересовался знать
их. Заговорил я потом о нашем крае, о его потребностях; он слу-
шал меня молча и до того странно смотрел мне в глаза, что мне
стало наконец совестно за наш разговор. Впрочем, я чуть не раз-
дразнил его новыми книгами и журналами; они были у меня в ру-
ках, только что с почты, я предлагал их ему еще неразрезанные.
Он бросил на них жадный взгляд, но тотчас же переменил на-
мерение и отклонил предложение, отзываясь недосугом. Нако-
нец я простился с ним и, выйдя от него, почувствовал, что с серд-
ца моего спала какая-то несносная тяжесть. Мне было стыдно