Ч А С Т Ь П Е Р В А Я
25
в целом внушал ему опасения. Он находил изъяны во всем, на-
чиная с ботинок, не лакированных, хотя довольно изящных, —
Дюруа любил хорошую обувь, — и кончая сорочкой, купленной
утром в Лувре за четыре с половиной франка вместе с маниш-
кой, слишком тонкой и оттого успевшей смяться. Старые же его
сорочки были до того изношены, что он не рискнул надеть даже
самую крепкую.
Брюки, чересчур широкие, плохо обрисовывавшие ногу и со-
биравшиеся складками на икрах, имели тот потрепанный вид,
какой сразу приобретает случайная, сшитая не по фигуре вещь.
Только фрак сидел недурно — он был ему почти впору.
С замиранием сердца, в расстройстве чувств, больше всего на
свете боясь показаться смешным, медленно поднимался он вверх
по ступенькам, как вдруг прямо перед ним вырос элегантно оде-
тый господин, смотревший на него в упор. Они оказались так
близко друг к другу, что Дюруа отпрянул — и замер на месте:
это был он сам, его собственное отражение в трюмо, стоявшем
на площадке второго этажа и создававшем иллюзию длинного
коридора. Он задрожал от восторга, — в таком выгодном свете
неожиданно представился он самому себе.
Дома он пользовался зеркальцем для бритья, в котором
нельзя было увидеть себя во весь рост; кое-как удалось ему рас-
смотреть лишь отдельные детали своего импровизированного
туалета, и он преувеличивал его недостатки и приходил в от-
чаяние при мысли, что он смешон.
Но вот сейчас, нечаянно взглянув в трюмо, он даже не узнал
себя, — он принял себя за кого-то другого, за светского чело-
века, одетого, как ему показалось с первого взгляда, шикарно,
безукоризненно.
Подвергнув себя подробному осмотру, он нашел, что у него
в самом деле вполне приличный вид.
Тогда он принялся, точно актер, разучивающий роль, репе-
тировать перед зеркалом. Он улыбался, протягивал руку, же-
стикулировал, старался изобразить на своем лице то удивление,
то удовольствие, то одобрение и найти такие оттенки улыбки и
взгляда, по которым дамы сразу признали бы в нем галантного