Упрощенная HTML-версия
ПРЕРИЯ
21
на свое сиденье и предпочла, как полагается девице, скромно про-
молчать.
Между тем окраска неба непрестанно менялась. Блеск, сле-
пивший глаза, уступил место более серому, обыденному свету, и,
по мере того как закат утрачивал пламенность, размеры фанта-
стической фигуры становились менее преувеличенными и нако-
нец определились.
Устыдившись своего колебания — теперь, когда выявилась ис-
тина, — вожак переселенцев двинулся дальше; но все же, спуска-
ясь по отлогому склону, он принял меры, чтобы себя обезопасить:
снял ружье с ремня и держал его наготове.
Но видимо, в такой предосторожности не было нужды. С того
мгновения, как между небом и землей возникла столь непости-
жимо фигура незнакомца, он ни разу не пошевельнулся, не про-
явил ни малейшей враждебности. Да если бы он и таил злые на-
мерения, у него не было бы сил их исполнить.
Человек, перенесший тяготы восьмидесяти и более зим, не мог
возбудить опасения в таком великане, как наш переселенец. Од-
нако, несмотря на преклонные лета, на его пусть не дряхлость,
но крайнюю худобу, было что-то в одиноком этом старике, гово-
рившее, что не хворь, а время наложило на него свою тяжелую
руку. Он казался иссохшим, но не расслабленным. Еще различи-
мы были мышцы, когда-то, видно, обладавшие большою силой;
и весь его облик создавал впечатление такой стойкости, что, если
бы забыть о человеческой бренности, казалось бы, тело его уже
не может поддаться дальнейшему одряхлению. Одежда на старике
была большей частью из шкур мехом наружу; через плечо свеши-
вались у него сумка для пуль и рог; и стоял он опершись на ружье,
необычно длинное, но прожившее, видно, как и его владелец, дол-
гий и трудный век.
Когда путешественники подошли к одинокому старику на рас-
стояние оклика, из травы у его ног донеслось тихое рычание, и ле-
жавшая в ней высокая, тощая, беззубая собака лениво поднялась,
встряхнулась и показала, что намерена воспротивиться, если те
вздумают подойти еще ближе.