Упрощенная HTML-версия
31
РЕЙТА РЫ
— Я больше недели прятала капитана в крытой повозке, — ска-
зала Мила, — и позволяла выходить только по ночам.
— А я приносила ему пить и есть, — подхватила Трудхен, — он
сам подтвердит это.
— Адмирал сделал вид, что страшно рассердился на Кормье,
но все это была условленная между ними комедия. Что касается
меня, то я долго следовал за войском, не осмеливаясь показаться
на глаза адмиралу. Наконец, при осаде Лоньяка, он натолкнулся
в окопе на меня и говорит: «Дитрих, дружище, раз ты не повешен,
так будь расстрелян!» — и показывает мне на брешь. Я понял, что
он хочет сказать, храбро пошел на приступ, а на следующий день
представился ему на главной улице, держа в руках прострелен-
ную шляпу. «Монсеньор, — говорю я ему, — расстрелян я так же,
как и был повешен». Он улыбнулся и дал мне кошелек, прибавив:
«Вот тебе на новую шляпу!» С тех пор мы сделались друзьями.
Да, в Лоньяке... вот это был грабеж так грабеж! Вспомнить толь-
ко — так слюнки потекут!
— Ах, какие чудные шелковые платья! — воскликнула Мила.
— Сколько прекрасного белья! — воскликнула Трудхен.
— Горячее было дело у монахинь главной обители! — сказал
корнет. — Двести конных стрелков стали на постой к сотне мона-
шенок!..
— Больше двадцати из них отступилось от папизма, — сказала
Мила, — так по вкусу пришлись им гугеноты.
— Стоило там посмотреть на моих аргулетов*, — воскликнул
капитан, — идут поить лошадей, а сами в церковных ризах, овес
кони ели на алтарях, а мы пивали славное церковное вино из
серебряных причастных чаш!
Он повернул голову, чтобы еще потребовать вина, и увидел,
что трактирщик сложил руки и поднял глаза к небу с выражением
неописуемого ужаса.
* Разведчики, легкие войска.