Упрощенная HTML-версия
31
Б ОН - Б ОН
и Андроник, и Плавт, и Теренций! Были Люцилий, и Катулл, и Назон,
и Квинт Флакк, милый Квинтик, как я называл его, когда он потешал
меня своими песенками, а я поджаривал его — так, шутки ради — на
вилке. Но у этих римлян не хватает
букета
. Один жирный грек стоит
дюжины римлян, к тому же он
не скоро портится
, чего нельзя ска-
зать о квиритах. Попробуем-ка вашего сотерна.
Между тем Бон-Бон оправился и, порешив nil admirari*, достал не-
сколько бутылок сотерна. Он, однако, услышал странный звук: точно
кто-то махал хвостом. Философ сделал вид, что не замечает этого край-
не неприличного поведения его величества, и ограничился тем, что
дал пинка собаке и велел ей лежать смирно. Посетитель продолжал:
— Я нахожу, что Гораций сильно отзывался Аристотелем. Я, знае-
те, обожаю разнообразие. Теренция я не мог бы отличить от Менанд-
ра. Назон, к моему изумлению, оказался тот же Никандр, хотя и под
другим соусом. Вергилий напоминал Теокрита, Марциал — Архило-
ха, а Тит Ливий был положительно вторым Полибием.
— Уэ! — ответил Бон-Бон.
— Но я
питаю склонность
, monsieur Бон-Бон, я
питаю склонность
к философам. А с вашего позволения, сударь, не каждый черт, я хочу
сказать, не всякий джентльмен сумеет
выбрать
философа. Длинные
нехороши
, и самый лучший, если его не облупить хорошенько, от-
зывается желчью.
— Облупить!
— То есть вынуть из тела.
— А как вы находите — уэ! — врачей?
— И не говорите! Тьфу! тьфу! (Его величество вырвало.) — Я раз
только попробовал одного, этого шельму Гиппократа, и вонял же он
асафетидой!.. Я простудился, промывая его в Стиксе, и в конце кон-
цов схватил холеру.
— Жалкая — уэ! — тварь, — воскликнул Бон-Бон, — микстурное
отродье! — И философ уронил слезу.
— В конце концов, — продолжал посетитель, — в конце концов,
если чер... если джентльмен хочет оставаться
в живых
, ему нужно-таки
* Ничему не удивляться (
лат.
). —
Примеч. ред.