Упрощенная HTML-версия
28
Э Д ГА Р А Л Л А Н ПО
—?Глаза! Любезный Бон-Бон, — глаза, говорите вы? О! А! По-
нимаю! Нелепые рисунки, распространенные среди публики, дали
вам совершенно ложное представление о моей наружности, правда?
Глаза!.. Да! Глаза, Пьер Бон-Бон, должны находиться на своем месте,
то есть
в голове.
Вам
тоже необходимы эти оптические аппараты,
но, уверяю вас, мое зрение острее вашего. Вон я вижу кошку в углу —
хорошенькая кошечка, взгляните на нее, вглядитесь хорошенько!
Что же, Бон-Бон, видите вы ее мысли, мысли? Я подразумеваю идеи,
размышления, которые зарождаются под ее черепом? Ведь нет, не
видите? Она думает, что мы восхищаемся длиной ее хвоста и глу-
биной ее ума. Сейчас только она решила, что я в высшей степени
представительная духовная особа, а вы самый поверхностный из
метафизиков. Как видите, я не вовсе слеп; но при моей профессии
глаза, о которых вы говорите, были бы только помехой; они каждую
минуту рисковали бы быть выколотыми железным шестом или ви-
лами для поджаривания грешников. Но вам эти оптические прибо-
ры необходимы. Ну и пользуйтесь ими, Бон-Бон, как можно лучше;
мое
же зрение — душа.
Тут посетитель взял бутылку, налил стакан Бон-Бону и попросил
его пить без всякого стеснения и вообще быть как дома.
— Умную книгу написали вы, Пьер, — продолжал его величество,
дружески хлопнув по плечу нашего приятеля, который меж тем осу-
шил стакан, который налил ему гость. — Умную книгу вы написали,
честное слово. Она мне очень понравилась. Изложение, впрочем, мог-
ло бы быть лучше, и многие из ваших взглядов напоминают Аристо-
теля. Этот философ был моим закадычным другом. Я любил его за
невозможный характер и смелое вранье. Во всех его писаниях есть
только одна верная мысль, да и ту я подсказал ему, сжалившись над
его глупостью. Полагаю, Пьер Бон-Бон, вы знаете, о какой возвышен-
ной моральной истине я говорю.
— Не могу сказать, чтобы я...
— В самом деле! Так вот: это я надоумил его, что, чихая, люди
высмаркивают из носу лишние мысли.
— Без сомнения, это — уэ (икает) — совершенно верно, — сказал
метафизик, наливая себе еще стакан и предлагая гостю табакерку.