Упрощенная HTML-версия
15
ГЛАВА II
изящным дамам и с чувством декламировал нелепые стихи собственного
сочинения:
то есть Росинанту, ибо так зовут моего коня, благородные сеньоры, а мое
имя — Дон Кихот Ламанчский. Правда, мне не хотелось открывать мое
имя, пока великие подвиги не прославят его по всему миру. Но утаить
его было бы невежливо по отношению к вам, мои сеньоры. Впрочем, ско-
ро наступит время, когда доблесть моей руки покажет, как горячо я хочу
вам служить.
Смущенные служанки не знали, что ответить на такие речи, и потому
скромно молчали.
Между тем вернувшийся из конюшни хозяин спросил Дон Кихота,
не угодно ли ему чего-нибудь.
— Я бы охотно закусил, — ответил идальго, — ибо мне необходимо
подкрепить свои силы.
Как нарочно, была пятница, и во всей гостинице не нашлось ничего
другого, кроме соленой рыбы.
Хозяин принес Дон Кихоту вареной трески и кусок хлеба, такого же
черного и заплесневевшего, как и доспехи рыцаря.
Трудно было не расхохотаться, видя, с каким мучением ел Дон Кихот:
дурацкий шлем мешал ему добраться до рта ложкой. Сам он не мог под-
нести куска к губам, нужно было, чтобы кто-нибудь клал ему пищу пря-
мо в рот. Но напоить его было совсем невозможно, если бы хозяин не
принес тростинку; один конец тростинки он вставил в рот Дон Кихоту,
а через другой лил вино.
Дон Кихот переносил все это с большим терпением, лишь бы только
не разрезать завязок шлема.
В это время случайно зашедший на постоялый двор крестьянин за-
играл на своей камышовой дудке. Этого было довольно, чтобы Дон Кихот
окончательно поверил, что попал в какой-то великолепный замок, что
— Никогда так нежно дамы
Не пеклись о паладине,
Как пеклись о Дон Кихоте,
Из своих земель прибывшем:
Служат фрейлины ему,
Скакуну его — графини,