26
в своей хижине, на груди у супруги, в кругу де-
тей, в заботах и тяготах, связанных с попечением
об оных, блаженство, которое тщетно искал он
на чужбине.
Когда я, выйдя с рассветом из дому и добрав-
шись до Вальгейма, сам срываю себе в огороде
при трактире стручки гороха, затем вылущиваю
его, читая своего Гомера; когда, выбрав в малень-
кой кухоньке подходящий горшок и сдобрив горох
маслом, я ставлю его на огонь, накрыв крышкой,
и сажусь подле очага, чтобы время от времени
помешивать в горшке, — я живо воображаю се-
бе, как дерзкие женихи Пенелопы закалывают,
разделывают и жарят быков и свиней. Ничто не
может исполнить меня такого глубокого, истин-
ного мироощущения, как черты патриархально-
го быта, которые мне, слава Создателю, удается
без аффектации вплетать и в свою жизнь.
С каким живым участием я мысленно разде-
ляю простую, незатейливую радость тружени-
ка, принесшего в дом свой кочан выращенной
им собственноручно капусты и вкушающего не
только от плода своего труда, но и как бы за-
ново наслаждающегося прекрасным утром, коим
он посадил эту капусту, и ласковыми вечерами,
коими заботливо поливал ее, с отрадой отмечая,
как быстро она растет и наливается соком.
29 июня
Третьего дня приезжал к амтману лекарь из
нашего городишки и нашел меня на полу, барах-
тающимся с братьями и сестрами Лотты, из ко-
их одни карабкались по мне, другие тормошили
меня, я же щекотал их, так что вместе мы про-
изводили немало шуму и смеха. Доктор, этакая
заводная кукла, ученый шут, начиненный одни-
ми лишь догмами, во время беседы беспрестан-
но теребящий свои манжеты и разглаживающий
воображаемые складки на сюртуке, счел мое
поведение недостойным человека из общества;
я заметил это по выражению его носа. Нисколь-
ко не смутившись столь суровым осуждением,
я вполуха слушал его разглагольствования о раз-
личных серьезных предметах, заново выстраивая
детям разрушенные ими карточные домики. Он
же, воротившись в город, стал жаловаться на
каждом углу, что манеры детей амтмана и без
того оставляют желать лучшего, а теперь Вертер
довершает их растление.
Да, дорогой мой Вильгельм, дети мне ближе
всего в этом мире. Когда я смотрю на них и вижу
в том или ином маленьком существе зерна всех
добродетелей, всех сил, коиоднаждыпонадобятся
ему; когда в детском своеволии я вижу будущую
стойкость и твердость характера, а в озорстве —
юмор и легкость нрава, столь необходимые в пре
одолении опасностей, и все это в первозданном,
неискаженном, целостном виде, — я всякий раз
повторяю золотые слова Небесного Учителя на-
шего: «Если не обратитесь и не будете как де-
ти…». И вот, дорогой друг мой, с равными нам,
с теми, кого надлежит нам почитать за образец,
мы обращаемся, как с подданными. Им не до
?
лжно
иметь воли! А разве мы не имеем ее? В чем же
наше преимущество? В том, что мы старше и
умнее! Боже милостивый, сущий на небесах, Ты
зришь лишь старых и малых детей; а которые из
них Тебе более угодны, Сын Твой давно уже воз-
вестил. Но они, веруя в Него, не слышат Его (это
тоже не ново) и воспитывают детей по образу и
подобию своему… Прощай, Вильгельм! Довольно
празднословия на сию горестную тему.
1 июля
Что Лотта может означать для человека, ле-
жащего на одре болезни, я испытал на собствен-
ном сердце, которое страдает сильнее, нежели
иной умирающий. Несколько дней ей придется
провести в городе у одной доброй женщины,
смертный час которой, по словам докторов, при-
близился и которая в эти последние минуты по-
желала видеть подле себя Лотту. На прошлой
неделе я навещал вместе с нею деревенского
пастора в одном горном местечке в часе езды.
Мы прибыли туда около четырех часов. Лотта
взяла с собою младшую сестру. Когда мы вошли
во двор священника, осеняемый двумя высокими
ореховыми деревьями, старик сидел на скамье
перед домом и, увидев Лотту, тотчас оживился,
позабыл про свою узловатую палку и поспешно
поднялся, чтобы пойти ей навстречу. Она опере-
дила его и принудила сесть, сама опустившись на
скамью, затем передала ему сердечный привет и
добрые пожелания от своего батюшки, прилас-
кала его младшего сына, чумазого противного
мальчишку, утешение старости. Ах, видел бы ты,
как приветлива была она со стариком, как ми-
ло возвышала голос, чтобы он, уже полуглухой,
мог расслышать ее слова; как она рассказывала
ему о молодых, пышущих здоровьем людях, не-
ожиданно почивших в Бозе, расписывала досто-
инства целебных вод в Карлсбаде и хвалила его