Упрощенная HTML-версия
25
— Я испугалась больше всех, — продолжа-
ла она, — но, изображая невозмутимость, чтобы
подбодрить других, я и сама набралась храбро-
сти.
Мы подошли к окну. Где-то вдалеке раздава-
лись глухие раскаты грома, шелестел ласковый
дождь; снизу, от земли, веяло теплом, а в возду-
хе разливались упоительнейшие ароматы. Она
стояла, облокотившись на подоконник, взгляд ее
устремлен был куда-то во тьму. Потом она по-
смотрела на небо, повернулась ко мне, и я увидел
в глазах ее слезы. Положив мне на руку ладонь,
она сказала:
— Клопшток…
Я тотчас вспомнил великолепную оду, кото-
рую она имела в виду, и меня захлестнула волна
чувств, вызванных этим одним-единственным
словом из ее уст. Теперь уже сам ослепнув от
сладостных слез, я не сдержался и, наклонив-
шись, поцеловал ее руку. И вновь посмотрел
в ее глаза… О, благородный певец! Если бы ты
видел этот взор и прочел в нем восторг, вну-
шенный тобою! Да заградит Господь отныне
кощунственные уста, произносящие твое имя
всуе!
19 июня
Не помню, чем закончил я свой предыдущий
рассказ; знаю лишь, что до постели добрался я
в два часа пополуночи и что если бы была у меня
в ту ночь возможность прибегнуть вместо письма
к устному рассказу, то, верно, продержал бы я
тебя своею болтовней до утра.
Я еще ни словом не обмолвился о том, как мы
возвращались с бала, да и сегодня нет у меня
времени расписывать все подробно.
То был божественный рассвет. Лес, еще кап-
лющий серебром, поля, освеженные грозою…
Спутницы наши задремали. Она спросила, не
желаю ли и я последовать их примеру, мол, пусть
меня не стесняет ее присутствие.
— Пока я вижу перед собой ваши глаза, — от-
вечал я, твердо глядя ей в лицо, — мне не грозит
никакая дремота.
И мы оба бодрствовали до самого ее дома.
Служанка, тихо отворившая ворота, сообщи-
ла, что и батюшка, и дети в полном здравии и
еще почивают. Прежде чем расстаться с нею,
я просил позволения увидеть ее нынче же; она
согласилась, я приехал, и с той минуты мне дела
нет, что
?
на дворе — день или ночь, солнце сияет
или месяц; весь мир вокруг меня словно исчез
в тумане.
21 июня
Я переживаю такие счастливые дни, какими
Господь Бог жалует лишь своих святых; и те-
перь, что бы со мною ни случилось, — я не стану
роптать на судьбу, ибо уже довольно вкусил ра-
достей, чистейших радостей жизни. Ты знаешь
уже мой Вальгейм; там-то я теперь и обосно-
вался, оттуда мне лишь полчаса до Лотты, там я
чувствую себя самим собою и имею все счастье,
какое может быть даровано человеку.
Мог ли я знать, избрав Вальгейм целью своих
длинных прогулок, что он так близок к небесам!
Как часто видел я этот охотничий замок, став-
ший теперь вместилищем всех моих желаний, то
с горы, то с равнины через реку!
Дорогой мой Вильгельм, я много размышлял
о присущей человеку тоске по неведомым да-
лям, жажде странствий, новых открытий, кото-
рая уживается в нем с глубоко укоренившейся
в душе его готовностью к ограничениям, под-
спудным желанием влачиться в русле привычно-
го и знакомого, не глядя по сторонам, не заботясь
о том, что происходит вокруг.
Удивительно! Когда я впервые оказался в сей
местности — как манили меня эти дали! Там
лес — ах, как хочется вступить под сень его гус-
тых деревьев! Там вершина горы — ах, если бы
подняться на нее и обозреть сверху бескрайние
просторы! А этот зеленый лабиринт холмов и
долин — как сладко было бы затеряться в нем!
Я спешил то к одной, то к другой цели, и воз-
вращался, не найдя того, что искал. О, с далями
дело обстоит так же, как и с грядущим! Впере-
ди мерцает некая безбрежная туманная бездна,
в коей тонет наше око, растворяются наши чув-
ства, и мы, объятые неизъяснимою тоской, готовы
полететь к ней, кануть в нее всей душой и всем
сердцем, в сладкой муке исполниться единого,
великого, божественного чувства. Но увы! Когда
мы устремляемся туда, когда это недостижимое
«там» становится близким и доступным «здесь»,
мы не находим никакой разницы между прошлым
и настоящим и вновь оказываемся лицом к лицу
с убожеством и ограниченностью нашего суще-
ствования, и душа наша мучится неутоленною
жаждой ускользнувшего блаженства.
Так самый неуемный бродяга в конце концов
вновь впадает в тоску по отечеству и находит