19
нам непременно надобно хвататься за перо, ва-
яло иль кисть?
Если за этим вступлением ты надеешься найти
повествование о материях высоких и тонких, то
вновь будешь жестоко обманут: речь пойдет всего
лишь о простом крестьянском парне, вызвавшем
во мне живейшее участие. Я по обыкновению
окажусь никудышным рассказчиком, ты же, ве-
роятно, по обыкновению сочтешь мой рассказ
преувеличением; а источником сей удивительной
истории вновь стал Вальгейм, все тот же загадоч-
ный Вальгейм.
Небольшая компания устроилась под липами
пить кофе. Поскольку мне она была не совсем по
душе, я под благовидным предлогом остался за
своим столиком.
Из ближайшего дома вышел молодой крес-
тьянин и занялся починкою плуга, который я
несколько дней тому назад рисовал. Его наруж-
ность располагала к себе, и я заговорил с ним,
расспросил о его житье-бытье; мы познакоми-
лись и, как это часто бывает у меня с людьми та-
кого склада, подружились. Он рассказал мне, что
состоит в работниках у одной вдовы и что очень
доволен своею хозяйкой. Из того, как много он
о ней рассказывал и как усердно ее хвалил, скоро
заключил я, что он предан ей душой и телом. Она
уже немолода, сказал он, покойный муж силь-
но обижал ее, и потому она не желает больше
выходить замуж; из рассказа же его отчетливо
явствовало, как хороша она собою в его глазах,
как желанна она ему, как он мечтает, чтобы она
согласилась выйти за него, надеясь изгладить
в ее памяти печальные воспоминания о первом
замужестве. Мне пришлось бы повторить все
слово в слово, чтобы живописать тебе чистое,
бескорыстное чувство этого парня, его любовь
и верность. Да, мне понадобился бы величайший
поэтический дар, чтобы вместе достоверно пе-
редать тебе и выразительность его жестов, гар-
монию его голоса, затаенный огонь в его глазах.
Увы, словами не высказать той нежности, которая
сквозила во всем его облике; что бы ни говорил
я, все выходило бы неуклюже и пошло. Особенно
тронули меня его опасения, что я могу превратно
истолковать его отношение к ней и усомниться
в ее добропорядочности. Мне ни за что не донес-
ти до тебя всей прелести его описаний наружно-
сти вдовы, ее стана, столь пленительного для
него, даже несмотря на то, что он уже утратил
былую гибкость и притягательность. Никогда еще
не встречал я в своей жизни — и даже помыслить
и вообразить себе не мог — столь жаркой страсти
и столь жгучего вожделения в сочетании со столь
удивительной чистотой. Не спеши бранить меня,
если я скажу тебе, что при одном только вос-
поминании об этой целомудренности и искрен-
ности у меня горит душа и меня теперь повсюду
преследует этот образ верности и любви и что я
сам, точно воспламенившись от нее, томлюсь и
изнываю от тоски.
Теперь мне хотелось бы поскорее увидеть и
ее; а впрочем, по некотором размышлении, мне
следовало бы, напротив, избежать встречи с нею.
Лучше видеть ее влюбленными глазами этого
парня, ибо своими глазами я, быть может, уви-
жу ее совсем иною, нежели представляется она
сейчас моему внутреннему взору; зачем же мне
портить прекрасный образ?
16 июня
Отчего я не пишу тебе? И ты вопрошаешь меня
о том, слывя ученым мужем? Ты мог бы и сам
догадаться, что я здоров и всем доволен, и да-
же… словом — я свел одно знакомство, которое
мне очень дорого. Сдается мне, что я… Право, не
знаю...
Рассказывать тебе по порядку, как все случи-
лось, как повстречал я это пленительнейшее со-
здание, я решительно не в силах. Я весел и счаст-
лив и, стало быть, не гожусь в историографы.
Сказать ли «ангел»? Тьфу! То же говорят и
другие о своих возлюбленных, не правда ли? Од-
нако я не в силах передать и изъяснить тебе ее
совершенство; довольно и того, что она завладе-
ла всеми моими чувствами и помыслами.
Какое поразительное сочетание простодушия
и ума, доброты и твердости, душевного покоя и
деятельной натуры, живущей полною мерою!
Все, что я говорю о ней, — не более чем жал-
кая, гадкая болтовня, убогие абстракции, не от-
ражающие ни единой черты ее существа. В дру-
гой раз — нет, не в другой, а непременно теперь,
сейчас расскажу я тебе о ней все. Не сделаю я
этого сию же минуту, значит не сделаю уж ни-
когда. Ибо, между нами говоря, начав писать,
я не раз порывался отложить перо, велеть осед-
лать моего коня и ускакать прочь. И хотя я по-
клялся себе утром не ездить туда нынче, я то и
дело подхожу к окну, чтобы посмотреть, не кло-
нится ли солнце к закату.
Я все же не совладал с собою и ускакал к ней.
И вот я вернулся, дорогой Вильгельм, и за поздней