Упрощенная HTML-версия
24
Анатоль Франс
так, молясь, до захода солнца. Тогда Пафнутий, видя, что его собрат
не тронулся с места, сказал ему:
— Отче, если прошло умиление, в которое ты был погружен,
благослови меня именем Господа нашего Иисуса Христа.
Тот отвечал, не оборачиваясь:
— Чужестранец, я не понимаю, о чем ты говоришь, и не знаю
никакого Господа Иисуса Христа.
— Как! — вскричал Пафнутий. — Его пришествие предрекли
пророки; сонмы мучеников прославили его имя; сам Цезарь по-
клонялся ему, и вот только что я повелел сильсилисскому Сфинксу
воздать ему хвалу. А ты не ведаешь его, — да возможно ли это?
— Друг мой, — отвечал тот, — это вполне возможно. Это было
бы даже несомненно, если бы в мире вообще существовало что-
нибудь несомненное.
Пафнутий был изумлен и опечален невероятным невежеством
этого человека.
— Если ты не знаешь Иисуса Христа, — сказал он, — все, что
ты делаешь, бесполезно, и тебе не удостоиться вечного блажен-
ства.
Старик возразил:
— Тщетно действовать и тщетно воздерживаться от действий.
Безразлично — жить или умереть.
— Как? Ты не жаждешь вечного блаженства? — спросил Паф-
нутий. — Но скажи мне, ведь ты живешь в пустыне, в хижине, как
и другие отшельники?
— По-видимому.
— Ты живешь нагой, отказавшись от всего?
— По-видимому.
— Питаешься кореньями и блюдешь целомудрие?
— По-видимому.
— Ты отрекся от мирской суеты?
— Я действительно отрекся от всякой тщеты, которая обычно
волнует людей.