Упрощенная HTML-версия
Рассуждения
34
Нанна.
Восемь вздохов, одновременно вырвавшихся из
печени, из легких, из сердца, из души его святейшества и
всех прочих, слились в настоящий ветер, который мог бы,
наверное, потушить восемь факелов. Отдуваясь, без сил,
они повалились кто куда, как пьяные. Так как все тело
у меня затекло от неудобной позы, я быстренько отодвину-
лась от щелки и села, бросив взгляд на стеклянную штучку.
Антония.
Погоди, а почему вздохов было восемь?
Нанна.
Что ты такая мелочная, ты лучше слушай!
Антония.
Ну хорошо, говори.
Нанна.
Глядя на стеклянную штучку, я чувствовала,
что все больше распаляюсь, хотя того, что я видела, хва-
тило бы, чтобы распалить целый скит камальдулов. В кон-
це концов я поддалась искушению.
Антония.
Е libera nos a malos.
Нанна.
Не в силах больше терпеть желания, которое жгло
меня изнутри, и не имея теплой воды, как та монахиня, ко-
торая показала мне, что нужно делать с хрустальной гру-
шей, я просто пописала в ручку этой стеклянной лопатки.
Антония.
Как это?
Нанна.
А там была такая специальная дырочка для во-
ды. Но зачем тебе эти подробности? Потом я аккуратно
приподняла подол и, положив стеклянный шар на комод,
ввела в себя самый кончик и начала потихоньку утолять
свою похоть. Зуд был острым, а головка стеклянной рыбки
очень большой, так что вместе со сладостью я чувствовала
и боль, но сладость была сильнее боли; мало-помалу рыбка
входила в мою посуду. Вся в поту, но, как паладин, не позво-
ляя себе отступить, я наконец всадила ее в себя так глубоко,
что едва не упустила, и, когда она вошла, я почувствовала,
что умираю и что эта смерть сладостнее, чем самая блажен-
ная жизнь. Я дала рыбке немного поплавать, но, когда по-
ток, пенясь, вышел из берегов, вытащила и почувствовала,