Упрощенная HTML-версия
Рассуждения
24
подходила и, взяв за руку, вела на гумно, где обычно утеша-
ла страждущих. Сначала она задирала ему подол, потом
развязывала штаны и, добравшись до жаворонка, осыпала
его такими ласками, что он горделиво поднимал головку и
раздвигал ей ноги с таким же пылом, с каким жеребец, со-
рвавшись с узды, бросается на кобылицу. Наша же святая,
считая себя недостойной смотреть ему в лицо, а может
быть (так полагал проповедник, рассказывавший нам о ее
жизни), просто не решаясь взглянуть на него в ту минуту,
когда он, распалившись и раскалившись, чуть ли не ды-
мился, поворачивалась спиной, щедро подставляя ему зад.
Антония.
За это ей должно воздаться на том свете.
Нанна.
Да ей уже за все воздали, она же святая!
Антония.
И то верно.
Нанна.
В общем, чего там только не было нарисовано,
всего не перескажешь. Был там, к примеру, и народ изра-
ильский, их она тоже привечала и ублаготворяла, и все во
имя Amore Dei. Были изображены и те, что, вдоволь пола-
комившись, уходили, зажав в кулаке деньги, которые чуть
ли не силой навязали ей другие. Иными словами, она за-
ботилась о каждом, кто над ней потрудился, так, как забо-
тится о путнике давший ему приют: щедрый хозяин не
только поит гостя и кормит, но и дает ему средства, чтобы
тот мог продолжить путь.
Антония.
О благословенная, о непорочная госпожа на-
ша святая Нафисса, научи меня идти по твоим святейшим
стопам.
Нанна.
А в самом конце было в натуральном виде пред-
ставлено все, что она давала с собою проделывать: и спе-
реди, и сзади, и с парадного хода, и с черного. На картине,
изображающей ее гробницу, были показаны все позы, все
приемы, которые она оставила в наследство этому миру,
прежде чем отойти в тот. Так вот, даже в майском салате