23
Глава вторая
в разрешении споров имела то неожиданное последствие, что созда-
ла за ним и его правосудием репутацию непогрешимости.
Ничто так не опасно для власти, как раздумывать, прежде чем от-
ветить. Павзолий поэтому никогда не раздумывал под деревом, осе-
нявшим его судебные заседания, за исключением тех случаев, когда
ему надо было сделать выбор между двумя вишнями, красными, как
сама девственность.
Будучи, таким образом, осведомленным относительно своих соб-
ственных привычек и недостатка, Павзолий не ставил себе неосу-
ществимой задачи исправиться, но заботился только о том, чтобы
потакать собственным слабостям и извлечь из них по возможности
больше пользы для себя и своих присных.
Поэтому, например, наученный долгим опытом, он счел более
благоразумным отказаться от удовольствия выбирать себе каждый
вечер подругу среди женщин своего гарема. Жаль было его, глядя,
с какой медленностью он производил этот ежедневный выбор, и по-
чти всегда он попадал в плен той, которая была посмелее, вместо того
чтобы спокойно следовать своим тайным симпатиям, и тотчас же он
сожалел, что не взял самой красивой.
И вот в один прекрасный день, чтобы избавиться от заботы при-
нимать каждый раз особое решение, он установил постоянное пра-
вило, по которому число его жен было сведено как раз до трехсот ше-
стидесяти пяти. Одна из тех, которых это постановление возвращало
назад в родительский дом, с такой любовью выражала свое горе, что
король, всегда отечески снисходительный, согласился оставить ее
сверх комплекта — для високосных годов.
Благодаря этому его ночи были заняты в порядке, которого он уже
не имел права нарушать. Каждый вечер приходило новое лицо, уже
знакомое, однако одобренное и, может быть, покинутое с сожалени-
ем год тому назад, и клало на подушки свои щеки, еще более прекрас-
ные от долгого ожидания. И Павзолий, освобожденный от заботы
подготовлять себе следующую ночь, с тем большей охотой наслаж-
дался радостями, о которых ему не приходилось думать заранее.
Покои королев, само собой разумеется, занимали почти весь
дворец. Они были распределены сообразно четырем временам года
в длинном раскрашенном здании, на фасаде которого развевались
тысячи занавесок, как праздничные флаги.