Упрощенная HTML-версия
15
Глава первая
— Ваше величество! — произнес чей-то бас. —Нищий козопас со-
вершил насилие над моей единственной дочкой!
— Ну! Ну! — запротестовал король. — Никогда не следует слиш-
ком поспешно ссылаться на сопротивление другой стороны. Мне лю-
бопытно было бы увидеть саму жертву.
Ее подвели к нему.
На ней был излюбленный костюм трифемских девушек: на голо-
ве солнечно-яркий желтый платок, на ногах туфельки цвета лунно-
го сияния; все остальное тело было обнажено. Павзолий считал, что
вид некрасивого, старого или уродливого тела может быть непри-
ятен для некоторых, и он запретил не только тем, у кого нагота была
далеко не классической, но даже и тем, у кого были только безобраз-
ные лица, показываться неприкрытыми. Но так как вид молодой де-
вушки или мужчины в полном расцвете сил может вызывать только
самые здоровые мысли, наиболее соответствующие истинной добро-
детели, то Павзолий дал понять своему народу, что, за исключением
нескольких недель, в которые даже Средиземное море терпит зиму,
надо спешить дать всем насладиться таким драгоценным и скоропре-
ходящим даром, как человеческая красота.
—Друг мой, — сказал король, наклонившись к уху одного из слуг, —
не сорванные еще вишни висят слишком высоко, чтобы я мог их до-
стать без труда. А я не хочу менять дерева. Я уже слишком привык
к нему. Завтра повесь на нижних ветках с десяток отборных вишен.
Потом он повернулся к молодой девушке, ожидавшей его слова
скорее с надеждой, чем со смущением:
— Ну? Вы тоже жалуетесь? Я приму жалобу вашего отца только
в том случае, если он приносит ее от вашего имени.
— Ох! Государь, поговорите с ним сами, чтобы он не побил меня.
Я слишком взволнована, чтобы молчать два дня подряд, и мне не бу-
дет стыдно перед вами, воплощением справедливости. Вчера вечером
я ходила в горы к своей сестре с кувшином молока для ее ребенка.
Она много говорила мне о том, что доставляет ей сладость в жизни и
чего мне так ощутительно недостает в мои долгие ночи. На обратном
пути, когда я возвращалась лесом домой, с несколько раскрасневши-
мися, быть может, щеками и переполненным сердцем, я увидела под
ивами пастуха моего возраста, который также, казалось, страдал от
одиночества. Государь, он только что вышел из воды после купания,