Упрощенная HTML-версия
18
Пролог
от внешности, а она портится раньше всего. Оно, вполне
плотское, сообразуется с плотью, от нее зависит, и, так как
подчиняется ее мощному зною, то и ограничивается дли-
тельностью ее цветения.
Цветение Жюли было великолепно и сочно. Она прель-
щала, очаровывала и не удерживала. У нее были связи, но не
было тех союзов, которые соединяют одну с другим двух су-
женых и длят любовь между двумя возлюбленными вопреки
ослаблению тел, которыми они наслаждались, и увяданию
лиц, которыми они любовались. Маршал де Бонфор, одним из
первых обладавший ею, называл ее довольно забавно: «Тыся-
ча и одна ночь». Она улыбалась и переходила к другим, всегда
прекрасная, сладострастная и свежая.
Однако настало время, когда нежная улыбка, оживляв-
шая это очаровательное лицо, уже не находила поддержки
в юности и когда прекрасная Жюли все еще была прекрас-
ною Жюли перед тем, чтобы стать, кроме того, и прекрасною
госпожою де Портебиз. Она еще оставалась такою, только
красота ее была более зрелою и как бы отяжелелою, когда она
в последний раз появилась среди тех, которые так скоро ее
забудут.
Ужинали у маршала де Бонфора, когда, посреди второй пе-
ремены блюд, толстый Портебиз осунулся внезапно на своем
кресле и упал головою на свою тарелку. Его подняли, — нос
испачкан соусом, и лицо багровое. Старались помочь ему,
но все усилия были тщетны. Вена, вскрытая ланцетом хи-
рурга, осталась сухою. Он умер, и, когда его унесли, маршал
де Бонфор, садясь за игру, не упустил случая сказать, что,
в конце концов, чудак поступил так хорошо, как никогда,
окончив в хорошем обществе жизнь, которая обычно проте-
кала в обществе наихудшем, и что он должен за это славить
Бога.