Упрощенная HTML-версия
16
Реймон Радиге
Наскучив представлением, толпа стала потихоньку рассеивать-
ся. Мне хотелось остаться здесь, с отцом, но мать, чтобы удовлетво-
рить детскую потребность в головокружении, решила отвести своих
младших к каруселям и «русским горкам». Честно говоря, такую по-
требность я и сам испытывал, и даже острее, чем братья. Мне всегда
нравилось ощущение, когда сердце вдруг замирает, а потом начина-
ет колотиться быстро и неровно. Но это зрелище, исполненное такой
глубокой поэзии, находило во мне гораздо более живой отклик. «Ка-
кой ты бледненький», — сказала мать. Я отговорился, что это из-за
бенгальских огней. Это они мол, придают мне зеленоватый оттенок.
— Боюсь все-таки, что он чересчур разволновался, — пожалова-
лась мать отцу.
— П
o
лно, — ответил тот. — Его ничем не проймешь. Способен
глазеть на что угодно, кроме обдирания кролика.
Отец сказал это лишь ради того, чтобы я мог остаться. На самом-
то деле он знал, что зрелище меня завораживало. И я чувствовал,
что он тоже не остался к нему равнодушен. Я попросил его взять
меня к себе на плечи, чтобы лучше видеть. Хотя меня попросту не
держали ноги. Я едва-едва не терял сознание.
На лужайке к тому времени оставалось человек двадцать. И тут
мы услышали трубный глас. Это был сигнал к началу факельно-
го шествия. Безумную внезапно осветила сотня факелов, словно
вспыхнул, затмевая приглушенные огни рампы, магний фото-
графа, запечатлевшего новую звезду. И она, замахав руками в знак
прощания, решив, наверное, что настал конец света или что ее сей-
час схватят, бросилась с крыши вниз, с жутким треском проломи-
ла навес над крыльцом и распласталась на каменных ступенях. До
этого момента я еще как-то держался, хотя в ушах звенело и дыха-
ние перехватывало. Но когда до меня донеслись людские выкрики:
«Жива! Еще жива!», я свалился с плеч моего отца, окончательно
потеряв сознание.
Когда я пришел в себя, отец отнес меня на берег Марны. Мы
оставались там до самой глубокой ночи, в молчании, лежа в траве.