15
блестели и благоухали редкостными маслами. Обнаженные лодыжки
гречанок обвивали перисцелиды — широкие змеи из светлого металла,
звеневшие при ходьбе, ноги азиатских женщин двигались в мягкой рас-
писной обуви. Прохожие теснились перед лавками, занимавшими фаса-
ды домов, в них продавалось все, что было выставлено снаружи: ковры
темных расцветок, затканные золотом чепраки, украшения из янтаря
и слоновой кости. Жизнь в Митилене не прекращалась с окончанием дня:
не было часа столь позднего, чтобы из открытых дверей не доносилось
звуков музыкальных инструментов, криков женщин и топота танцую-
щих. Даже Питтак, пожелавший хоть как-то упорядочить этот бес-
конечный разгул и издавший закон, который запрещал приглашать на
ночные празднества слишком юных флейтисток, не смог ничего добить-
ся. Этот закон, как и все законы, пытающиеся изменить естественное
развитие нравов, не исполнялся, а лишь заставлял таиться.
В обществе, где мужья по ночам столь заняты вином и танцовщица-
ми, женщины поневоле обречены сближаться и искать друг у друга уте-
шения в своем одиночестве. Этим объясняется их тяга к той нежной
любви, которой древность уже дала имя и в которой заключено гораздо
больше подлинного чувства, чем порочной изощренности, как это ка-
жется мужчинам.
Сафо была тогда еще прекрасна. Билитис познакомилась с ней и гово-
рит об этом, называя поэтессу Псапфой — именем, которое та носила
на Лесбосе. Вероятно, именно эта замечательная женщина и научила
юную уроженку Памфилии искусству слагать ритмизованные строфы,
чтобы сохранить для потомков память о дорогих существах. К несча-
стью, Билитис почти не приводит подробностей об этой личности,
столь мало известной сегодня, и это тем более жалко, что малейшее
слово о ее великой Вдохновительнице было бы драгоценно. Возмещая
этот ущерб, Билитис оставила нам тридцать элегий, запечатлев-
ших историю ее дружбы с юной девушкой, одного с нею возраста, кото-
рую звали Мназидикой. Она жила вместе с Билитис. Мы уже встреча-
ли имя этой девушки в стихотворении Сафо, которая восхищалась ее