СЛУЧАИ И ВЕЩИ. ТЕТРАДЬ

Мы предлагаем читателям фрагмент интервью художника, взятого в его мастерской у Сенной площади корреспондентом газеты «Хельсинки Сегодня» («Helsinki Sanomat») Микко Юликангас (M/kko Ylikangas) 28 ноября 2001 г.
— Сознательно или нет. Вы испытываете влияние художников т.н. «петербургской школы». Ведь невозможно быть абсолютно независимым от места, времени и среды, Вас окружающей?
— Конечно, да. Ведь рыба, живущая в аквариуме, хочет она или нет, полностью зависит от воды. Но в отличие от рыбы, художнику важно, какая вода в этом аквариуме. И если рыба погибает в грязной воде, то творческая личность чаще всего получает больше от интеллектуально насыщенной среды обитания. Мне всегда интересно общаться с братьями по цеху чисто по-человечески, а если еще удается попасть на юных девушек, то тут я беззастенчиво пью молодую девичью прану. Много лет назад толчком к творчеству послужило знакомство с работами таких мастеров, как Юрий Люкшин, Николай Сажин, Борис Забирохин, Олег Яхнин, Валерий Мишин. Меня поразило то ощущение свободы, которым, казалось мне, были напитаны их гравюры, литографии, холсты. И я спросил себя: «На что же я трачу свою молодую жизнь? Нужно прожить ее так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы!» Вот так, через самообразование, любование произведениями своих современников, через первые незрелые опыты с медью и кислотой, я прикоснулся к незнакомому мне миру искусства.
—  Ранее Вы упомянули, что не учились в специальных, художественных заведениях.  Скажите,  Юрий. Вам не мешает отсутствие образования?
—  Для  пытливого ума вся жизнь — школа. Если серьезно, то иногда чувствую, что нарисовал бы, скажем, ногу быстрее, если бы закончил Академию Художеств или «Муху». Но быстрее — не значит лучше. Часть картины должна быть подчинена целому. Когда я чувствую, что не могу найти дверь — я выхожу в окно. Этот свой недостаток — отсутствие школы — я тоже поставил на службу Искусству. У меня есть несколько разных путей реализовать имеющуюся идею и, чаще всего, я стараюсь максимально упростить задачу, чтобы рисовать совершенно свободно. Сложнее с иллюстрацией. Здесь есть два принципиальных подхода: работать в тандеме с автором (подчиненный вариант) или создать свой мир, имея в основе писательский текст. Для меня второй путь предпочтительнее.
— Расскажите, пожалуйста, поподробнее о Вашей работе с книжной иллюстрацией. С какими издательствами Вы сотрудничаете?
— В начале 90-х годов, уже не помню какими путями неисповедимыми я попал в бар Дома Писателей встретил там своего друга Пашу Крусанова, который и познакомил меня с издателями Там, в «Северо-Западе», я и сделал какие-то книги, среди которых выделю Бориса Виана и Дж.Р.Р.Толкина. Мне сразу дали carte-blanche, т.е. не поставили никаких условии и ограничений относительно стиля и сюжета изображаемого, что мне импонировало, и поэтому мне не стыдно за эти книги. Позже меня пригласил Вадим Назаров поработать для издательства «Амфора». Прекрасный человек, профессионал высокого класса — с ним сотрудничать чистое удовольствие, он постоянно генерирует неожиданные идеи и этим активизирует мозги окружающих. Мы делали вместе немного, но все книги — шедевры: «Девичья игрушка» Баркова, «Охота на Снарка» Кэрролла, «Властелин колец» Толкина. Эти книги требовала oт меня глубокого погружения в мир, созданный автором, и определенной творческой смелости встать вровень с великими писателями.
— Юрии, ранее Вы упоминали о гравюре, как об основной графической технике, которую Вы используете. Нельзя ли для наших читателей более подробно рассказать об этом?
— Когда в начале 80-х я активно красил холсты, а ко мне в мастерскую ломились друзья с пивом и подругами, я испытывал сложные чувства, но была и досада, что помешали. Ничего не найдя умнее, я раздал всем гостям по кисти и фанерке, сказав что-то простое и величественное, типа «всештовыщаснарисуитеувиличитгармониюмира». И что? Теперь бывшие пьяницы и сквернословы — прекрасные художники! Примерно тогда же я отказался oт классической граверной техники, офортакватинта и перешел на другую, более свободную гравюру сухой иглой без травления кислотами. Но в качестве материала использовал не медь или цинк, а старый затертый пластик. Тиражность у него невысока (15-20 оттисков), но в этом-то и достоинство: каждая гравюра отличается от другой по насыщенности, силе штриха, общему тону. В процессе печати я использую технику монотипии, вручную протирая света на доске. После того, как оттиск просох, иногда подкрашиваю его акварелью. Вот, простыми словами, и вся-то моя кухня.
—  Ваша серия цветных гравюр «Простые люди» экспонировалась в Национальном музее в Хельсинки. Посетители выставки были заинтересованы не только техникой печати, но и необычными сюжетами Ваших работ.
—  Во-первых, жизнь гораздо богаче для наблюдательного человека.  «Живите!» — вот что я бы посоветовал молодым художникам. А во-вторых, неважно, что изображено, важно как. В этом и есть, индивидуальность художника, его почерк, этим он и поднимает простые, банальные, казалось бы, сюжеты до уровня вечных тем. Посмотрите вокруг, птица поет не потому, что ей нравиться петь, просто ее инстинкт заставляет это делать. Художник (писатель, музыкант) в редкие минуты вдохновения подобен этой птице, но, в отличие от нее, стремиться зафиксировать результат. Каким он получиться, хорошим или плохим, неизвестно. Да и невозможно в сфере искусства использовать такую терминологию. Как мне кажется, творческий человек по крупинкам переносит драгоценности в наш мир из иного, лучшего мира. Но он никому не служит и ничем не управляет. Его позиция довольно скромна. Он просто символ дерева, который передает то, что приходит к нему из глубины. Но, я думаю, что у любого из нас есть свое собственное объяснение чуду искусства, не укладывающемуся в рамки слов. Как мудро заметил барон Маннергейм. «Прекрасно то, что нравится независимо от смысла». Так и не стоит искать причины там, где ее нет. Ом мани падмэ хум.

Из хаоса линий появляются простые фигуры, похожие на наскальные рисунки — подобия человека, кошки, дома, воздушного шара… Затем они окрашиваются в цвета, присущие видимому миру.
Герои Юрия Штапакова кувыркаются и выделывают разные штуковины. Этих человечков даже можно потрогать руками. Художник чудесным образом живет среди созданных им персонажей. Он и сам похож на некоторых из них.
Они переходят на страницы книги, соединяются с текстами Даниила Хармса, который тоже мечтал о чуде и сам совершил его — в своем творчестве. Случилось так, что почти все его прижизненные публикации — в детских книжках и детских журналах. Несмотря на это, сам он не разделял свое творчество на «детское» и «взрослое». Например, читал некоторые стихи для детей на вечерах для взрослых.
На одной из его рукописей есть помета: «для детей и дураков». Конечно, он не считал всех взрослых детьми или дураками, или наоборот. Но ведь и взрослые, и дети, и дураки тоже бывают разные.
Книги Даниила Хармса продолжают читать все. И сам Даниил Хармс продолжает жить среди созданных им героев как один из них — как самый главный.
Обложка этой книги — это обложка тетради, в которой он записывал свои произведения. Она тоже сохранилась чудом.

А. Дмитренко