Упрощенная HTML-версия
ДЕТСТВО
31
это произведение, что он ссылается на него по любому поводу. При-
мерами из «Тысячи и одной ночи» Диккенс подкреплял свои публич-
ные выступления. Они встречаются, например, в первой же его речи,
произнесеннойвАмерике (Бостон, 1842), затемвВашингтоне ичерез
несколько дней в Ричмонде. Выражения «подобно сказочному джин-
ну» или «подобно принцессе из „Тысячи и одной ночи“» чаще слетают
с языка Диккенса, чем присказки Сэма Уэллера, позаимствованные
им из городского фольклора, вроде: «Как сказал приютский маль-
чик, дойдя до конца азбуки…» или: «Пожалуй, это слишком жирно,
как сказала молодая леди, упрекая пирожника…». «Тысяча и одна
ночь» — это некий экзотический прототип миссис Гаррис, вступаю-
щий в свои права всякий раз, когда разыграется фантазия, подобно
тому как упомянутая мифическая особа всегда приходила на выруч-
ку миссис Гэмп*, дабы подкрепить ее выдумку каким-нибудь при-
мером.
Но главное, что делало сказки «Тысячи и одной ночи» особенно
важными для Диккенса, — это их повествовательная манера. Сюжет
«Тысячи и одной ночи» строится на том, что Шехерезада рассказы-
вает султану свои сказки, причем так ведет рассказ, чтобы на заре
буквально вынудить султана отложить исполнение назначенной
ей казни — ведь ему хочется узнать продолжение. Вспомним, как
Дэвид Копперфилд по ночам в дортуаре рассказывает своему дру-
гу Стирфорту разные истории с единственной целью не утратить его
покровительства.
Все развитие Диккенса как художника шло от простого искус-
ства рассказа к умению выстроить сложный сюжет и развить свою
мысль во многих планах. Причины, заставлявшие его публиковать
свои романы ежемесячными (реже еженедельными) выпусками,
были по большей части финансового свойства, но иногда диктова-
лись и какими-то иными, менее приземленными обстоятельствами.
Не исключено, что близкая ему с детства повествовательная мане-
ра Шехерезады тоже подталкивала Диккенса к столь любимому им
постоянному и не прерывающемуся надолго общению с читателем.
В таком случае мальчик из типографии, ждущий у его дверей текста
для очередного номера журнала, очевидно, был для него неким по-
добием грозного палача…
Его первые романы выросли из разрозненных репортерских за-
меток и в таких книгах, как «Записки Пиквикского клуба» и «Ни-
колас Никльби», прошли через стадию плутовского романа и «ро-
мана большой дороги», где каждый персонаж может в любой миг
прервать плавный ход повествования ради того, чтобы рассказать
что-то свое. И все же Диккенс всегда пытался изыскать способ вести
*?Персонаж из романа Ч. Диккенса «Жизнь и приключения Мартина Чезл-
вита».