Упрощенная HTML-версия
26
том п е рвый
тем как низенькие буки, растущие на лесной опушке, сохраняют
сухие желтые листья до самой весны. Виднелись внизу и темные
клетки с чем-то серым посредине. То были большие огорожен-
ные усадьбы с почерневшими соломенными крышами и мощен-
ными камнем дворами. А еще можно было различить зеленые,
обведенные коричневым ободком клетки — сады, где уже вовсю
зеленели лужайки, хотя окаймлявшие их кусты и деревья стояли
еще голые, темнея лишь бурой корой.
Яркая пестрота клеток развеселила Нильса. Он даже засмеялся.
— Плодородная и добрая земля! Плодородная и добрая зем-
ля! — загоготали гуси, словно осуждая его за смех. И у него вновь
сжалось от горя сердце. «Могу ли я радоваться? — подумал он. —
Ведь со мной случилась самая страшная беда, какая только может
стрястись с человеком!»
Но чем дальше летели гуси, тем меньше думал Нильс о своей
беде, тем меньше усилий ему требовалось, чтобы удержаться на
спине гусака. Его внимание привлекали птичьи стаи, летевшие
на север. Они громко перекликались между собой, и в небе стоял
страшный шум и гомон.
— Неужто вы только нынче перелетели море? — кричали одни.
— Да, представьте себе! — отвечали гуси.
— Как, по-вашему, здесь уже весна? — спрашивали другие.
— Пока нет, ни листочка на деревьях, вода в озерах холодная! —
слышалось в ответ.
Пролетая над усадьбой, где расхаживали домашние птицы, гу-
си спрашивали:
— Как зовется эта усадьба? Как зовется эта усадьба?
И петух, задрав голову, горланил:
— Усадьба зовется Малая Пашня! Все как и было! Все как и было!
Бо?
льшая часть дворов, по обычаям Сконе, носила, видимо, име-
на своих хозяев: усадьба Пера Матсона или же Уле Бусона. Но пе-
тухи придумывали свои названия, более подходящие, как им ка-
залось. На дворах бедняков-арендаторов они орали:
— Эта усадьба зовется Бескрупово!
А петухи, что жили на самых бедных торпах, кричали:
— Усадьба зовется Маложуево! Маложуево, Маложуево!