Упрощенная HTML-версия
14
ничего и не было, а вот… Поздно теперь укорять, а ведь правда,
очень бессердечно вы меня бросили, — сколько раз я хотела руки
на себя наложить от обиды от одной, уж не говоря обо всём прочем.
Ведь было время, Николай Алексеевич, когда я вас Николенькой
звала, а вы меня — помните как? И всё стихи мне изволили читать
про всякие «тёмные аллеи», — прибавила она с недоброй улыбкой.
— Ах, как хороша ты была! — сказал он, качая головой. — Как
горяча, как прекрасна! Какой стан, какие глаза! Помнишь, как
на тебя все заглядывались?
— Помню, сударь. Были и вы отменно хороши. И ведь это вам
отдала я свою красоту, свою горячку. Как же можно такое забыть.
— А! Всё проходит. Всё забывается.
— Всё проходит, да не всё забывается.
— Уходи, — сказал он, отворачиваясь и подходя к окну. —
Уходи, пожалуйста.
И, вынув платок и прижав его к глазам, скороговоркой при-
бавил:
— Лишь бы Бог меня простил. А ты, видно, простила.
Она подошла к двери и приостановилась:
— Нет, Николай Алексеевич, не простила. Раз разговор наш
коснулся до наших чувств, скажу прямо: простить я вас никогда
не могла. Как не было у меня ничего дороже вас на свете в ту
пору, так и потом не было. Оттого-то и простить мне вас нельзя.
Ну да что вспоминать, мёртвых с погоста не носят.
— Да, да, не к чему, прикажи подавать лошадей, — ответил
он, отходя от окна уже со строгим лицом. — Одно тебе скажу:
никогда я не был счастлив в жизни, не думай, пожалуйста.
Извини, что, может быть, задеваю твоё самолюбие, но скажу
откровенно, — жену я без памяти любил. А изменила, бросила
меня ещё оскорбительней, чем я тебя. Сына обожал, — пока рос,
каких только надежд на него не возлагал! А вышел негодяй,
мот, наглец, без сердца, без чести, без совести… Впрочем, всё
это тоже самая обыкновенная, пошлая история. Будь здорова,
милый друг. Думаю, что и я потерял в тебе самое дорогое, что
имел в жизни.