Упрощенная HTML-версия
12
гобеленов, эротических рисунков уже безумного Врубеля, с таким
восторгом купленных когда-то, фарфора и новгородских икон,
словом, всего, что радовало и согревало жизнь.
Владимиру, его звали так, захотелось раствориться в кипящем
котле жизни великого города. Он спустился на Петровку и при-
вычными шагами, не отдавая себе отчёта, зашёл в маленькое арти-
стическое кафе, кивнул знакомой барышне и спросил себе чёрного
кофе с ватрушкой.
Кругом за столиками и в проходах толкались десятки знакомых
лиц в смокингах, шёлковых платьях, бархатных куртках и демокра-
тических пиджаках. Ему улыбались, но он, может быть в первый
раз, оставался безучастным и, машинально слушая звуки скрипок,
смешанные со звоном посуды, был захвачен потоком своих мыслей.
Двигающиеся перед ним люди казались ему картонными и
давили его мозг безысходной тоской, и когда на эстраде появился
изящный конферансье, с трудом установивший тишину и объявив-
ший начало конкурсу поэтесс, Владимир не мог долее сдержаться
и вышел из яркого кафе в темноту московских улиц.
Город с его ночною жизнью, ночные прохожие, полуосвещённые
окна, огни притонов и чёткий в ночной тишине стук копыт запо-
здалого извозчика душили Владимира своей известностью, своей
до конца испитой знакомостью. Он окидывал тоскующим взором
знакомые контуры ночных улиц столицы и, решившись испытать
последнее средство против душившей его меланхолии, спустился
к Трубной площади и в одном из переулков нашёл знакомый ему
китайский притон опиоманов.
Однако через несколько минут он уже бежал оттуда, ещё более
гонимый тоской.
— Извозчик, на Казанский! — крикнул Владимир, вскакивая
в пролётку.
После второго звонка он подбежал к билетной кассе, и в 12.10
ночной поезд унёс его в Коломну. Владимир искал в провинциаль-
ной глуши собраться с мыслями.