Упрощенная HTML-версия
20
— Нет, почему же — непроходимая? — (Какие белые острые
зубы!) — Через пропасть — можно перекинуть мостик. Вы толь-
ко представьте себе: барабан, батальоны, шеренги — ведь это
тоже было — и, следовательно...
— Ну да: ясно! — крикнул я (это было поразительное пересе-
чение мыслей: она — почти моими же словами — то, что я запи-
сывал перед прогулкой). — Понимаете: даже мысли. Это потому,
что никто не «один», но «один из». Мы так одинаковы...
Она:
— Вы уверены?
Я увидел острым углом вздернутые к вискам брови — как
острые рожки икса, опять почему-то сбился; взглянул направо,
налево — и...
Направо от меня — она, тонкая, резкая, упрямо-гибкая, как
хлыст, I-330 (вижу теперь ее нумер); налево — О, совсем другая,
вся из окружностей, с детской складочкой на руке; и с краю на-
шей четверки — неизвестный мне мужской нумер — какой-то
дважды изогнутый, вроде буквы S. Мы все были разные...
Эта, справа, I-330, перехватила, по-видимому, мой растерян-
ный взгляд — и со вздохом:
— Да... Увы!
В сущности, это «увы» было совершенно уместно. Но опять
что-то такое на лице у ней или в голосе...
Я — с необычайной для меня резкостью — сказал:
— Ничего не увы. Наука растет, и ясно — если не сейчас, так
через пятьдесят, сто лет...
— Даже носы у всех...
— Да, носы. — Я уже почти кричал. — Раз есть — все рав-
но какое основание для зависти... Раз у меня нос пуговицей,
а у другого...
— Ну, нос-то у вас, пожалуй, даже и «классический», как
в старину говорили. А вот руки... Нет, покажите-ка, покажите-ка
руки!