Упрощенная HTML-версия
34
было очевидно, что я на всех парах качусь к пропасти. Все более
свинцовыми тучами затягивался политический небосклон. Шли
процессы. Процесс Зиновьева — Каменева. Кемеровское дело. Про-
цесс Радека — Пятакова.
Газетные листы жгли, кололись, щупальцами скорпиона впи-
вались в самое сердце. После каждого процесса дело закручивалось
все туже. Вошел в жизнь страшный термин «враг народа». Каждая
область и национальная республика по какой-то чудовищной
логике должны были тоже иметь своих «врагов», чтобы не отстать
от центра. Как в любой кампании, как, скажем, при хлебозаготов-
ках или поставках молока.
А я была меченая. И каждую секунду чувствовала это… Почти
весь этот год я прожила в Москве, так как «дело», находившееся по
моей апелляции в КПК, требовало постоянных посещений коридо-
ров Ильинки.
Мой муж еще оставался членом ЦИК СССР, и поэтому жила я
в комфортабельном номере гостиницы «Москва», а при моих посто-
янных поездках из Казани и в Казань меня встречали и провожали
машины татарского представительства в Москве. Эти же машины
доставляли меня и на Ильинку, где решался вопрос — быть мне или
не быть. Таковы были гримасы времени и своеобразная «неравно-
мерность» развития событий.
В это лето умер Горький, и на его похоронах я в первый и в по-
следний раз в жизни видела Сталина. Я шла в рядах Союза писате-
лей, так что имела возможность очень близко разглядеть его.
Было бы преувеличением, если бы я стала теперь, задним чис-
лом, приписывать себе особенно глубокие мысли о роли Сталина
в назревавшей трагедии партии и страны. Эти мысли пришли позд-
нее по мере ознакомления со сталинизмом в действии. Но я не солгу,
если скажу, что я без всякого обожания рассматривала тогда его
лицо, поразившее меня своей некрасивостью и несходством с тем
царственным ликом, который благостно взирал на нас с миллионов
портретов. Даже больше чем «без обожания». Правильнее будет ска-
зать — с затаенной враждебностью, хотя еще и неосознанной, слабо
мотивированной, инстинктивной.