Упрощенная HTML-версия
33
лет спустя, оглядываясь на прошлое, я с удивлением вспоминала,
что ведь многие действительно спаслись именно таким путем.
Одни уехали в дальние, тогда еще экзотические, районы Казах-
стана или Дальнего Востока. Так сделал, например, бывший от-
ветственный секретарь казанской газеты Павел Кузнецов, который
фигурировал в моем обвинительном заключении как обвиняемый
в принадлежности к «группе», но никогда не был арестован, так
как уехал в Казахстан, где его не сразу нашли, а потом перестали
искать. Он еще потом печатал в «Правде» свои переводы казахских
акынов, прославлявших «батыра Ежова» и великого Сталина.
Некоторые «потеряли» партбилеты и были исключены за это,
после чего тоже выехали в другие города и села. Некоторые жен-
щины срочно забеременели, наивно полагая, что это спасет их
от карающей десницы ежовско-бериевского «правосудия». Эти-то
бедняжки здорово просчитались и только увеличили число поки-
нутых сирот.
Да, люди искали всевозможные варианты выхода, и те, у кого
здравый смысл, наблюдательность и способность к самостоятель-
ному мышлению перевешивали навыки, привитые догматическим
воспитанием, те, над кем не довлела почти мистическая сила «фор-
мулировок», иногда находили этот выход.
Что касается меня, то, оставаясь все на той же почве правдиво-
сти, нельзя не признать, что я выбрала самый нелепый из всех воз-
можных вариантов самозащиты: пламенные доказательства своей
невиновности, горячие заверения в преданности партии, расточае-
мые то перед садистами, то перед чиновниками, ошеломленными
фантастическою реальностью тех дней и дрожащими за собствен-
ную шкуру. Да, бабушка Авдотья была права. Не знаю, была ли
«ума — палата», но уж глупости-то действительно была «саратов-
ская степь».
6. ПОСЛЕДНИЙ ГОД
Он был удивительно противоречив для меня, этот последний год
моей первой жизни, оборвавшейся в феврале 1937-го. С одной стороны,