Упрощенная HTML-версия
16
Я старался себе представить, какое у ней лицо. Княжна, красави-
ца... Тонкое, восковое, гордое? И оно выступало благородно-гордым,
чуть-чуть высокомерным, как у Марии Вечера, с полумесяцем в воло-
сах, которую я видел недавно в «Ниве»; то плутовато-милым, как
у Паши, но только гораздо благородней; то — загадочно-интересным,
неуловимым, как у соседки с удивительно нежным голосом.
За обедом я ел рассеянно. Мать сказала:
— Чего ты все мух считаешь?
— Заучились очень, екзаменты всё учут... — вмешалась Паша.
Меня ужаснуло ее неблагородство, и я ответил:
— Во-первых, «екзаменты» не у-чут, а сдают! И... пора бы научиться
по-человечески!..
— Какие человеки, подумаешь! — сгрубила Паша и стукнула мне
тарелкой.
Все глупо засмеялись, и это меня озлило. Я сказал — голова болит! —
вышел из-за стола, ушел в свою комнату и бухнулся головой в подуш
ку. Хотелось плакать.
«Боже, какая у нас грубость! — повторял я в тоске, вспоминая, как
было там. — „Мух считаешь“, „екзаменты“... Ведь есть же люди, совсем
другие... тонкие, благородные, нежные... а у нас только гадости! Там
прислуге говорят „вы“, лакей не вмешивается в разговор, приносит
на серебряном блюде визитную карточку... „Прикажете принять?“ —
„Проси в гостиную!“ — Какая деликатность! Если бы совсем одному,
на необитаемом острове где-нибудь... чтобы только одна благородная
природа, дыхание безбрежного океана... и...»
И опять выступала Зинаида. Не совсем та, а похожая на нее, со-
бранная во мне совсюду, нежная, как мечта, прекрасная...
Где-то она была, где-то ждала меня.
...Будто мы в океане, на корабле. Она гордо стоит на палубе,
не замечая меня. Она высока, стройна. Тонкие, благородные черты
сообщают ее лицу что-то небесно-ангельское. На ней голубое платье
и широкая легкая «сомбреро» из золотой соломки. Легкий, но свежий
бриз шаловливо играет ее пышными локонами пепельного оттенка,