10
* * *
Живем в печали и веселье,
живем у Бога на виду:
в петле качается Есенин,
и Мандельштам лежит на льду.
А мы рассказываем сказки,
и, замаскировав слезу,
опять сосновые салазки
куда-то Пушкина везут.
Не пахнет мясом ли паленым
от наших ветреных романов?
И я за кровью Гумилева
иду с потресканным стаканом.
В моем лице записки пленника
и старый яд слепой тоски.
В гробу рифмуют кости Хлебникова
лукавых строчек колоски.
Но от Москвы и до Аляски,
когда поэты погибают,
еще слышнее ваши пляски,
еще сытнее стол с грибами.